И теперь, когда стало известно, что мой гипергенез был ложью – прикрытием для лечения, которое разработал отец, – мне непонятно, почему он не загрузил мне набор эстетических алгоритмов. Он знал, как я мучилась из-за плохой кожи и жестких волос, из-за того, что приходилось чистить зубы и запасаться старомодным дезодорантом, когда остальные пользовались для этого кодом. Я еще могу понять, что он скрывал от меня лечение гипергенеза, но мне кажется жестоким то, что он установил мне такую древнюю панель.
Не знаю, что больше всего шокирует людей во всем мире, которые наблюдают за сегодняшними событиями, – огромное количество изменений с помощью взломанных генов во внешности ученых Новак или полное отсутствие их у меня?
Медсестра указывает на металлическую лестницу, прикрепленную к баку. Я снимаю тапочки и быстро взбираюсь по ней, стремясь поскорее скрыться в голубой жидкости. Она густая и теплая, словно мед, но не кажется мокрой, а образует странный выпуклый кокон вокруг меня. Бак достаточно глубокий, и когда я опускаюсь на дно, то жидкость достает до плеч, но она достаточно плотная, поэтому если подниму ноги, то смогу плавать в ней.
Дакс направляется ко мне, толкая грохочущую стальную тележку с множеством хирургических инструментов. Он в белом халате, а волосы уложены в идеальную прическу, но его кожа выглядит бледнее, чем обычно. Он нервничает, хотя так и должно быть. Вероятно, его мучает вопрос, стану ли я снова кричать на него и заставлю ли мучиться из-за этого всю оставшуюся жизнь.
Честно говоря, это заманчивая мысль.
Большинство дронов улетели за Новак и Коулом к стулу с ремнями, но несколько с гулом кружат вокруг нас. Я могу устроить сцену перед камерами прямо сейчас, и Дакс не сможет меня остановить. Хватит и нескольких язвительных фраз о том, что именно он запустил алгоритм взлома на серверах «Хоумстэйка», чтобы разрушить его звездную репутацию.
Но я не стану этого делать.
Хоть в глубине души я и ненавижу Дакса, все же мне не хочется причинять ему боль. Он бесчувственный и амбициозный, но думаю, что я всегда это понимала. Может, именно это и влекло меня к нему. Мне в Даксе нравились его ум и способности, и это же нравилось ему во мне. «Я всегда думал, что мы поженимся», – сказал он мне, когда узнал о процедуре расшифровки. А потом добавил: «И мы будем кодировать вместе». Большинство людей упомянули бы детей, любовь или старость, но Дакс понимал, что вся наша жизнь будет сосредоточена вокруг работы.
Наша связь основывалась на интеллекте и именно из-за этого была сильной.
Но когда ты любишь кого-то за то, что в голове, не стоит ждать, что когда-то и его сердце станет принадлежать тебе.
Он останавливается у бака.
– Я все перепроверил сотню раз, и процедура готова к запуску. Я… я сожалею о том, что случилось раньше.
Я резко выдыхаю и погружаюсь в светящуюся жидкость.
– Ты задница, – бормочу я. – И сам виноват в этом. Надеюсь, ты это осознаешь.
Он сжимает своими бледными пальцами край бака и бросает быстрый взгляд на Коула.
– Да, Катарина. И четче, чем ты думаешь.
И что-то в его голосе заставляет верить ему. В его изумрудных глазах невозможно ничего прочитать, но я распознаю нотку грусти. Я поворачиваю голову и смотрю в другой конец зала на Коула. Какой-то ученый склонился над его рукой, а Новак произносит одну из своих речей перед роем камер.
– Новак знает о том, что произойдет? – шепотом спрашиваю я.
– Как бы ужасно это ни звучало, но да. Она изначально хотела снимать всю процедуру, но когда я объяснил… – Он оглядывается на Коула. – Когда я объяснил, каким будет эффект от процедуры, она заказала целый рой дронов. Думаю, она хочет снять фильм. Не волнуйся. Ничего не попадет в прямой эфир. Трансляция задерживается, и там будут в основном кадры с ней и ее командой. Люди не будут смотреть на тебя во время расшифровки.
– Что ж, это успокаивает.
Я пинаю жидкость и прислоняюсь спиной к округлой стене бака. Обезболивающее и бета-блокаторы уже подействовали. Я все еще боюсь расшифровки, но боль в колене утихла, а ужас постепенно сменяется спокойствием.
– У меня плохие новости, – говорит Дакс. – Поскольку у тебя нет панели, то мне придется подключить тебя к клон-боксу через разъем в спине.
Я морщусь. Спинномозговой разъем, расположенный в задней части шеи, используется только в крайних случаях. Он вырастает там на случай, если человек лишается руки и нуждается в экстренном лечении. Но для этого необходимо разрезать мышцы и ввинтить кабель в позвоночник. Мне следовало догадаться, что придется пойти на это, но, видимо, я просто не хотела об этом думать.
– Ты будешь делать это? – спрашиваю я, перекидывая косу через плечо.
Он обводит рукой стальную тележку, на которой в голубых отсветах жидкости сверкают несколько скальпелей.
– Думаю, так будет лучше. Ты готова?
Я оглядываю комнату, пытаясь подготовиться к тому, что сейчас произойдет. Коул уже приступил к процедуре. Он сидит с закрытыми глазами и запрокинутой головой. Толстый кабель из разреза на его предплечье тянется к клон-боксу, который стоит посреди зала, издавая тихий гул. Это высокий, примерно по пояс, куб из стекла с множеством изогнутых трубок внутри, по которым постоянно течет девяносто литров сероватой жидкости. Там примерно тот же объем и состав, который получится, если Коул растечется лужей на полу. Это сделано для того, чтобы после копирования каждой клетки Коула жидкость в клон-боксе полностью совпадала с его ДНК. Если бы подобное произошло в теле живого человека, то его клетки распались бы так же, как сейчас распадутся мои. Но внутри коробки с бурлящей жидкостью они создадутся с нуля, никак не влияя на Коула.
Его панель посчитает клонбокс частью тела и отправит туда для защиты все алгоритмы, включая вакцину. Вот тогда и подключат меня. Еще один толстый черный кабель тянется по полу от клон-бокса к баку. Дакс подключит его к моему спинномозговому разъему, и если алгоритм расшифровки сработает как надо, то золотистые кабели в моем теле доставят вакцину к каждой конечности. В каждую мышцу и каждый нерв. Моя собственная ДНК расшифрует код кусочек за кусочком и отправит итоговый вариант вакцины обратно, чтобы все могли его закачать.
Я смотрю на гудящий ящик, на кабель, торчащий из панели Коула, на жужжащее облако дронов, кружащихся в воздухе. Мне все еще страшно, но я приняла
