— Так, значит? — спросил я.
Шар уже наполовину просел в квадратную лунку. Я подбросил куб в руке, а затем с размаху ударил им по шару.
Череп испуганно отпрянул к стене.
— Подобное поведение недопустимо! — раздался скрипучий голос. — Агрессивное поведение будет…
Голос захлебнулся в истошном треске. Я не сдавался и еще раз ударил кубом по шару. Шар осел глубже — и почти провалился внутрь контейнера.
— …недопустимо… — проскрипел искаженный голос и замолк.
Лошадиный череп теперь молча наблюдал за мной, повиснув над дверью.
Я продолжал молотить кубом по шару, забивая его в квадратную прорезь все глубже и глубже. Вскоре лишь верхняя часть шара — оббитая кровавая макушка — торчала из отверстия. Я набрал в грудь воздуха, размахнулся, и — шар вдруг сам упал в контейнер.
За спиной послышалось осторожное шипение — череп, поблескивая глазом, потянулся к контейнеру.
— Спасибо, — послышался неожиданно четкий и ровный голос. — Вставьте последнюю фигуру в отверстие.
Я попытался просунуть оранжевый куб в ту же самую прорезь, в которой только что исчез шар, однако куб застрял — края отверстия погнулись и не давали ему провалиться.
— Все, хватит! — крикнул я. — Мне это надоело!
Воздух с привкусом хлора разъедал легкие.
— Дайте воды!
Череп долго молчал, оценивающе просверливая меня электрическим взглядом, а потом с резким шипением взмыл к потолку.
Контейнер на кривой конечности задрожал и лениво пополз вверх, в квадратную дыру. На середине пути подъемный кронштейн замер, сервоприводы надрывно взвыли, и вся эта конструкция стала припадочно трястись, готовая в любую секунду разлететься на части. Однако спустя мгновение подъем возобновился.
К моим ногам упал пластиковый куб.
— Спа–а–асибо за сотрудничество, — протянул голос, и лошадиный череп уснул — глаз его потух, и череп утомленно поник над дверью.
Я уставился на лежащий передо мной куб.
— Дайте мне воды, — сказал я, ни к кому не обращаясь. — И выключите этот чертов свет!
Мне не ответили.
Я сел на четвереньки и осторожно коснулся пальцем куба — как неразорвавшейся противопехотной мины. Череп не обратил на это внимания. Тогда я поднял куб.
Над головой тут же задребезжал синтетический голос:
— Проявление агрессии…
Робот мгновенно ожил. Я сжал оранжевый куб в разбитой о дверь руке.
— Что? — крикнул я. — Мне нельзя оставить себе куб?
Череп качнулся из стороны в сторону и злобно уставился на меня. Из бронированной двери выдвинулась тонкая пластина, похожая на маленький лоток.
— Проявите благоразумие. Положите куб на по–по–по… — голос свела икота, — двери… Проявите благоразумие…
Череп больше не раскачивался над комнатой. Я подумал, что смог бы без труда попасть в его горящий красный глаз. Я начал замахиваться, когда неживой механический голос загремел так невыносимо громко, что едва не лопнули барабанные перепонки:
— Подобное поведение недопустимо! Верните куб! Или вам будет отказано в приеме пищи!
Я посмотрел на куб. Оранжевый куб.
Безумный робот насквозь буравил меня хищным взглядом.
Я сдался. Я слишком устал. Горло едва не кровоточило от жажды, а веки слипались. Я послушно положил куб на выдвинутый лоток. В двери на мгновение открылся лючок, лоток сдвинулся, и куб вывалился наружу, за пределы камеры.
—Что? — спросил я. — Довольны? Я вернул куб, дайте мне воды.
— Спасибо за сотрудничество, — послышался безразличный ответ, и череп скривился над дверью, а его глаз погас, как при сбое электросети, уставившись в темнеющее пятно крови на полу.
— И что?! — хрипло закричал я. — Это как же?
Ссадины на руке все еще кровоточили.
— Дайте мне воды! Выключите свет!
Под потолком что–то щелкнуло, комнату на секунду затопила темнота, а потом опять разгорелся яркий испепеляющий свет. От таких внезапных перепадов в освещении у меня закружилась голова. Покачиваясь, я добрел до кровати и обессиленно упал на нее, закрыв руками лицо.
— Пожалуйста! Дайте мне воды, выключите свет!
Раздался еще один щелчок, а затем странный хлюпающий звук — мягкий, едва удерживающий форму предмет шлепнулся на металлический пол. Я приподнялся на кровати и увидел, что посреди комнаты лежит большой белый пакет с энергетической суспензией.
Я встал на ноги — меня и пакет суспензии разделяло лишь несколько шагов, — и вдруг отключился свет.
92
— Смотрите! Там! — прокричал кто–то за спиной.
Но я не смотрел.
Из–за экскурсии, на которую записал меня Виктор, вставать пришлось в сумеречную рань. Я не успел позавтракать и сидел в тихом маршрутном автобусе, сонно прислонившись щекой к теплому оконному стеклу. Виктор, оставив бесплодные попытки меня расшевелить, перешептывался о чем–то с соседом спереди, солнце слепило глаза, а c потолка лилась медленная музыка, похожая на гипнотичные электрические мелодии, под которые так приятно засыпать после загруженного учебного дня.
Разбудила меня надоедливая вибрация суазора в нагрудном кармане. Я достал суазор и, зевнув, ткнул пальцем в светящуюся иконку мгновенного сообщения.
Мать.
«Ты приедешь сегодня?»
Я невольно взглянул на время в верхнем уголке экрана, всерьез задумавшись о том, чтобы съездить в свой старый дом после экскурсии, но потом быстро написал:
«Скорее всего, не смогу. Дополнительные занятия. Закончу поздно».
Виктор рассмеялся и толкнул меня локтем.
— Выспался?
— Угу.
— Кто писал?
— Да так. — Я быстро убрал суазор.
— Подружку себе завел? — не унимался Виктор.
— Отвали, — сказал я.
Виктор вздохнул с деланным разочарованием.
— Ты явно не с той ноги сегодня встал.
— Дело не в ногах, Витя, — ответил я, — дело во времени. Знаешь, я как–то привык чуть подольше в субботу