«Буду ждать».
Лида пришла вовремя, хотя я был почему–то уверен, что она опоздает. В отличие от меня она была одета по–зимнему — теплые брюки, длинная куртка с рукавами и воротником из искусственного меха. Волосы она заплела — я второй раз в жизни видел ее с косой.
Я ждал ее на улице. Она вышла через открывшиеся с плавным шипением двери и недовольно смерила меня взглядом.
— Я имела в виду внутри. Чего ты сюда–то вышел? Не замерз еще?
— Мне не холодно, — сказал я.
— Зайдем внутрь, — сказала она.
Мы встали неподалеку от входа, хотя могли бы пройти в буфет или в одну из пустых аудиторий. Но Лида постоянно посматривала на свои ювелирные часики, отодвигая упорно сползающий вниз меховой рукав — как будто ход времени мог ускориться из–за каких–нибудь неоткрытых законов физики, лишив ее оставшейся половины дня, — и я не решился ничего предложить.
— И о чем ты хотел поговорить?
— Я хотел бы извиниться, — начал я заранее отрепетированную речь. — Мне очень нравилось встречаться с тобой, и если я сделал что–то не так…
— Ты здесь ни при чем, — перебила меня Лида.
Она замолчала. Я смотрел ей в глаза.
— Давай сходим вместе куда–нибудь, — предложил я. — Можно после зачетов, если у тебя нет времени. Помнишь то звездное кафе? Или…
— Я не против, но… Ты понимаешь, все сложно. Я сама запуталась. Мне нужно время.
— Я ждал больше месяца, — сказал я, удивляясь своей храбрости. — Сколько еще тебе нужно времени?
— Я понимаю, прости. — Лида опустила голову. — Это сложно объяснить, но…
— У тебя кто–то есть?
Лида нахмурилась, и я сразу пожалел, что задал этот вопрос.
— Здесь не место. Давай потом? Все непросто, и я…
— Потом?
Лида вздохнула и оглянулась. Можно было подумать — она боится, что кто–то подслушает наш разговор.
— Мы могли бы, — неуверенно пробормотал я, — сходить куда–нибудь, поговорить. Если ты не хочешь здесь.
— Сходим. Но потом. А сейчас…
— Что сейчас?
— Я не могу пока тебе все объяснить. — Лида качнула головой. — Ты неправильно поймешь. Да и мне самой надо разобраться. Я знаю, что все это звучит…
Она не договорила, отвернулась и подошла к дверям, которые услужливо разъехались в стороны. Шипение сервоприводов напомнило чей–то уставший вздох. Лида словно собиралась уйти не попрощавшись.
— Куда ты? Что я неправильно пойму?
Из открытых дверей тянуло сырым осенним холодом.
— Зря мы начали говорить об этом, — ответила Лида, не оборачиваясь. — Я думала, что смогу тебе все объяснить, но… Пока не могу. Так стало еще хуже.
— Хуже? — пробормотал я. — Хуже, чем что? Чем это? — И нетерпеливо взмахнул рукой, лишившись дара речи от досады.
— Извини, — сказала Лида и вышла в ветреный сквер.
72
После того как ушла Лида, мне захотелось поехать в город — на окраину, к звездному театру — и, несмотря на холод, бродить по улицам всю ночь напролет. Я уже сидел в электричке, когда получил сообщение от матери:
«Только что прошла полное обследование. Есть о чем поговорить. Приезжай».
Я навещал ее последний раз месяц назад, хотя она постоянно приглашала к себе. Мама всегда жаловалась на проблемы со здоровьем, поэтому я не придал особого значения ее сообщению, но все же ответил, что ненадолго заскочу и пересел на другую линию.
Она ждала за столом, на котором стояла чашка с холодным чаем. Ни один из экранов не работал. В квартире висела тягостная тишина.
Мама обняла меня, поцеловала в лоб и долго рассматривала, как после многолетней разлуки. Я уже ждал, что она сейчас вздохнет, печально улыбнется и скажет, как сильно я изменился.
— Ты будто на другой планете! — пожаловалась мама. — Очень редко вижу тебя теперь. Загружают вас там сильно, да?
— Есть малость.
— Ты не перерабатывай. У тебя же все всегда получается, ты же такой талантливый. Посмотри, какой ты уставший, бледный. Со сном плохо?
— Завтра сессия, мама. — Разговор, не успев начаться, уже порядком мне надоел. — Я ненадолго. Мне повторить надо.
— На ночь зубрить — дело плохое. Только вымотаешься. В ночь перед экзаменом лучше отдохнуть как следует. Хочешь, оставайся?
Мама взяла со стола чашку, выплеснула остывший чай в раковину и принялась старательно оттирать края под тонкой, похожей на застывшее стекло, струйкой воды.
Я молчал.
— А я так разволновалась, когда ты сказал, что приедешь… Даже приготовить ничего не успела. Хотя я ведь тут…
Она оставила чашку в раковине и стала вытаскивать из холодильника какие–то пакеты.
— Я тут купила…
— Я правда ненадолго, — сказал я. — Мне надо еще повторить кое–какой материал. Вместе с другом. Там поменялись билеты.
Мама покачала головой.
— Ты хоть посиди со мной немного. Я чай заварю.
Я сел за стол. Мне показалось, что в гостиной, которая раньше была пропитана тягучим ароматом наваристого домашнего супа, пахнет едким тошнотворным лекарством.
Я посмотрел на маму.
— Что с обследованием? Ты говорила, есть, о чем поговорить…
— Ничего серьезного, — неожиданно сказала мама. — Просто возрастное. Я завтра еще схожу к кардиологу, проверюсь. Ничего такого на самом деле.
— К кардиологу?
— Говорят, аритмия. Ерунда, правда. Лучше расскажи о себе.
Это было совсем на нее не похоже.
Мама взволнованно суетилась у плиты. Ее разношенные домашние тапочки суматошно шлепали по холодному полу. Шелестел халат.
Она постарела за последние годы. Волосы мама подкрашивала давно, но теперь частенько не попадала в цвет, забывая,
