— Друзья?
Мы демонстративно пожали друг другу руки. Ладонь у Виктора была потной.
— А она–то с чего хочет перевестись? — спросил он. — У нее ж вроде хорошо все, оценки получше, чем у нас, и это… — Виктор толкнул меня локтем, — никаких пересдач.
— Не в пересдачах дело. Слишком многое изменилось с тех пор, как мы поступили. Пора пересматривать планы на жизнь.
— Это из–за войны?
Я кивнул.
— Еще неизвестно, кто в большей опасности, — те, кто улетают, или те, кто остается на Земле.
— Да при чем тут опасность?
— А что тогда?
Виктор не понимал.
— Сложно объяснить, — вздохнул я. — Просто все теперь воспринимается иначе. После произошедшего на Венере. Сейчас я не уверен, что это то, чего я хочу.
— Да, вот так это и происходит. Наши романтичные мечты о звездах…
— Прекрати! Ты сам, что ли, не понимаешь!
— Не понимаю, — признался Виктор. — Вернее, одно–то я понимаю точно. Ведь не твоя была идея — перевестись?
Я ничего не сказал.
— Ты просто уходишь вместе с ней. Вот и причины такие, что словами не выразить.
Раздался отрывистый звонок — на этаж подходил лифт, — и Виктор вздрогнул.
— А ведь она не улетает на другую планету. И даже не уезжает в другой город. Вам кто–то мешает встречаться?
Двери лифта открылись, и в коридор высыпала стайка незнакомых студентов.
— Ты не понимаешь, — сказал я.
— Да я вообще ничего не понимаю! — усмехнулся Виктор. — Куда мне! Ты вот только не обижайся, только представь, на секундочку, что ничего у вас не получится. Вот переведешься ты, а через месяц расстанетесь…
— Мы не расстанемся.
— Просто представь, — невозмутимо продолжал Виктор, — представь, что ты перевелся, а ее — нет. Вы не встречаетесь. Ты не будешь жалеть? Ведь у тебя не останется обратного пути.
— Это то, чего я хочу. На самом деле. А что там будет или не будет — неважно. Может, ничего не будет.
— Да, — согласился Виктор. — Тут ты прав. Может, какой–нибудь корабль не смогут остановить. Я не понимаю, что тебе мешает учиться с ней в разных институтах и продолжать встречаться? Ты боишься, что у вас все накроется, если пару дней в неделю видеться не будете? Но ведь тогда у вас…
— Замолчи!
Я встал и ударил по кнопке вызова лифта, не очень–то понимая, куда собираюсь ехать. Виктор сидел, раздосадованно покачивая головой — как Тихонов, когда обсуждал со мной результаты экзамена.
— Да она и сама должна это понимать, — сказал Виктор. — Если она, конечно…
Лифт подошел на этаж. Кабина была пуста.
— Куда ты? — спросил Виктор.
Я молчал, но и не заходил в лифт. Послышался звонок, и двери с шипением закрылись.
— Никуда, — сказал я.
49
Я нашел выход из лабиринта.
Через неделю Тихонов, несмотря на предыдущий «неуд», поставил мне за пересдачу высший балл, однако меня это не обрадовало.
Я ничего не рассказал Лиде, но она, я уверен, все понимала без слов.
Мы редко встречались. Конечно, шла сессия, и нам нужно было готовиться к экзаменам, но раньше нас это не останавливало. Виктор не говорил со мной о переводе — да и вообще делал вид, что я никогда не собирался уходить.
После сессии Лида подала документы.
Я встретил ее в главном корпусе и предложил прогуляться вместе по скверу, но когда мы вышли, начался дождь.
Мы стояли под навесом, по которому барабанили капли.
— Извини, — сказал я.
Ветер обдавал нас брызгами дождя.
— Пойдем обратно, — сказала Лида.
Я так ничего ей не объяснил.
На летние каникулы она уехала куда–то с родителями, Виктора тоже не было в городе, и я остался один.
Я целыми днями выискивал редкие, спрятанные в сети статьи о Венере. Слухи, сухие официальные рапорты, глупые разоблачения, состряпанные исключительно с целью привлечь скучающих читателей, — все это странным образом смешалось в моей голове. Я был уверен, что в ближайшие дни эхо страшной космической войны докатится до Земли, и как–нибудь ночью пустое сумрачное небе загорится от росчерков артиллерийского огня.
Но ничего не происходило. Земля по–прежнему была в безопасности. А я по–прежнему оставался один.
Я был рад, когда лето наконец закончилось, — Виктор вернулся, пошли осенние дожди, а у Лиды начался первый учебный год в новом институте. Я верил, что все еще наладится. Однако Лида нехотя отвечала на мои сообщения и отказывалась встречаться, придумывая разнообразные отговорки — у нее необычайно плотный график, ей приходится многое наверстывать, времени не остается даже на выходных.
Я жил по инерции.
Как–то я заметил во время обеда Анну.
Она сидела одна — за столиком рядом с окном — и ковыряла вилкой остывающее картофельное пюре, брезгливо сморщив некрасивые полные губы. Незадолго до этого я написал Лиде — предложил встретиться на выходных, — и с нетерпением ждал ответа, постоянно обновляя страничку с извещениями в суазоре.
Я подошел к Анне.
— Не занято?
Анна покачала головой. Я сел. На моем подносе лежал открытый суазор; Анна покосилась на него и тут же отвернулась.
— Нет аппетита? — спросил я.
— Да хоть не ходи сюда! Просто глядя на это, — Анна поддела вилкой комковатое картофельное пюре, — весь аппетит пропадает.
— Есть такое, — согласился я.
Анна положила на поднос испачканную в пюре вилку, показывая, что не собирается больше есть.
— А как вообще дела? Ты, кстати, с Лидой
