- Какая вещь! - воскликнул человечек, который на этом складе хлама играл роль хозяина, продавца и часовщика.
Он, не глядя, бросил на стол обложку молитвенника, выхватил у меня из рук плащ и принялся рассматривать его, ощупывая пальцами ткань. Я воспользовался моментом и сунул обложку в карман, полагая, что если за неё заплачены деньги, значит это – моя собственность.
- Такой фасон был модным в середине семнадцатого века. Поздравляю, сэр. Поскольку вы стали для нас постоянным клиентом, достойным доверия, смею спросить, не хотите ли пополнить коллекцию магазина этим плащом. Я дам за него пятьдесят фунтов.
Я мгновение помедлил, скрывая изумление, а потом спросил:
- А если кто-то заинтересуется этим плащом и захочет купить, за сколько продадите?
- За два фунта, с вашего позволения.
- Я мог бы догадаться сам. Одного не пойму. В чём смысл такого странного бизнеса?
- А в чём смысл воспоминаний? - вопросом на вопрос ответил часовщик.
- Не знаю, - признался я.
- Воспоминания - это попытка путешествия в прошлое, чтобы осмыслить допущенные там ошибки и постараться не повторить их в будущем. Нет ничего дороже приобретённого во времени опыта и ничего дешевле заблуждений в том, что прошлое не может вернуться и нанести будущему удар в спину. Считайте мой бизнес простой благотворительностью.
- Разве вам не нужны деньги, чтобы содержать магазин, платить налоги?
- Де-юре и де-факто моя лавка не существует. Все эти вещи, - продавец обвёл руками стеклянные витрины, - есть результат магических превращений ваших скрытых желаний и лучших побуждений души в материальные объекты...
Я улыбнулся и покачал головой, полагая, что меня снова дурачат.
- А как быть с этим? – моя рука держала полученную за плащ вполне реальную новую пятидесятифунтовую банкноту, которая заманчиво хрустела в пальцах.
- Боже мой! Что такое деньги, молодой человек? Они - такая же иллюзия некой воображаемой ценности. Купюра любого достоинства стоит ровно столько, сколько стоит бумага, на которой она напечатана. Спрячьте банкноту в карман и перестаньте задавать глупые вопросы.
- Но вот эта свинцовая штучка, похожая на маленькое сплющенное ядро, она - тоже иллюзия? - я приподнял стекло витрины и достал довольно тяжёлый шарик, величиной с орех.
Часовщик отобрал у меня пулю и поднёс кусок свинца к лампе светильника.
- Это - пуля, которой выстрелили из ружья времён войны за независимость США. Если она вас интересует, можете взять эту вещь себе. Считайте её бонусом, подарком от фирмы. Но вам придётся оставить у меня переплёт от молитвенника и ваш сотовый телефон. Признайтесь. Вы уже купили новый. Там, где вы можете оказаться сегодня, смартфоны – дело будущего.
- Кстати о будущем. А вы не знаете способа туда попасть?
- Не моя специальность, сэр, - обиженно сказал торговец, подбрасывая на ладони пулю – Так берёте или нет?
Я решил, что предлагаемый обмен неравноценен, но в этой лавке всё казалось таким странным, а я уже сгорал от нетерпения принять предложение, уйти и посмотреть, что произойдёт, если пуля останется в моём кармане.
Торговец, казалось, прочитал мои мысли. Он достал мои часы, завёл пружину, перевёл стрелки, сунул в мою ладонь пулю и кивнул, отпуская идиота клиента.
Глава 3
Дверь снова толкнула меня в спину, выставив за порог. Мостовой я не увидел. Не было, ни грязи, ни сточных канав, ни клубов печного дыма над крышами домов. Не было полудиких собак, подбирающих на улицах объедки, не было всадников, размахивающих мечами, бродяг, собирающих дерьмо, выливаемое из окон. Мои ноздри больше не ощущали лондонских запахов времён Кромвеля. Они поймали дуновение свежести, запах свежеструганных брёвен и смолы. Я пошёл в ту сторону, откуда дул ветер и вскоре добрался до воды, где высились строительные леса, взявшие в плен белые гнутые деревянные рёбра и каркасы судов. Дальше чернели корпуса больших кораблей, мачты со свёрнутыми парусами и густой сетью такелажа. Откуда-то доносилась музыка, и я двинулся на звук. На набережной царила темнота, лишь у нескольких двух и трёхэтажных домов горели фонари. Под одним из них я остановился. За мутным грязным стеклом тлел фитиль, второй конец которого плавал в чугунной чашке, заполненной чёрной жидкостью. Дверь справа от меня, которую я не сразу заметил, открылась, и на пороге показались две коренастые фигуры. Они стояли в обнимку, качаясь, словно занавески при сильном сквозняке. Я посторонился, давая дорогу. При свете, который лился из дверного проёма, мне удалось рассмотреть чёрные бушлаты, серые штаны и бородатые лица двух крепышей.
- Что, парень, приспичило выпить? - спросил один из них. - Что ж, заходи. Здесь морякам королевского флота подают ирландский виски. Крепкий, зараза, но духовитый.
- Тс-с, - прошипел второй бородач. - Хватит молоть языком. Посмотри на парня. Чистюля. Может, он - акцизный чиновник. Может, в темноте прячутся красные мундиры. Возьмут и закроют это заведение. Тогда в гавани негде будет горло промочить.
- Что, разве в Лондоне - сухой закон, - спросил я. - Причём здесь акцизы?
- По одежде - вроде из благородных? А, Тим, что скажешь? - первый моряк оттолкнулся от двери и наклонился ко мне, едва удерживая равновесие на мокром крыльце.
- Сомневаюсь? - ответил Тим. - Парень, похоже, из деревни. Посмотри на одежду? Может, он ограбил кого?
- Никого я не грабил.
- Тогда, точно - из деревни, - согласился с приятелем первый моряк. - Он не знает, что винокурни могут открывать только дворяне и знать? А нам, простым матросам, остаётся надеяться на Ирландию, шотландцев и на их чёртовы тайные пещеры в горах, где они варят своё пойло. Эти парни – даром что в юбках. Никому не дадут засохнуть на корню. А тебе, деревенщина, какая вода жизни больше нравится? - обратился матрос ко мне.
- Не вижу особой разницы.
- Тогда, признавайся, деньги есть?
- Есть, - помедлив, подтвердил я, вспомнив о новеньких пятидесяти фунтах и о возможном обыске.
- Тогда пошли обратно, - сказал Тим, развернув своего приятеля лицом к двери. - Будем разбираться, какой виски лучше.
Мы тесной группой, будто были сто лет знакомы, просочились под своды
