- Всем. Не шуметь. Обломки аккуратно и тихо - за борт. Убитых и раненых - в трюм. - Добавить стакселя. Кому приспичило орать от боли - засунуть таким в зубы деревянные чурки. Лекарь? Где лекарь?
- Капеллан!
- Я здесь.
Надо мной стоял Тим.
- Ступай вниз. Убитых пока не трогай. Молитвы подождут. Иди - помоги лекарю. Страдающих от ран - утешь, умирающих – соборуй по-быстрому. Пшёл!
Мне пришлось убраться с палубы. В трюме, в той его части, где жила команда, в самом тёмном углу складывали тела убитых. Группы моряков заделывали пробоины в борту, подпирая деревянные щиты жердями. Внутрь проникали волны, и хорошо, что на море не было бури. На длинном столе, за которым обычно обедали матросы свободные от вахт, размещали пострадавших во ходе боя. Многие, тихо постанывая, лежали на полу, ожидая своей очереди. Лекарь и два его помощника трудились в поте лица, не обращая внимания на ругательства и дикие крики. Чадили фонари. Раненым давали ром. В грязные мешки собирали ампутированные руки и ноги. Громко скрипела по костям пила, пахло порохом. Белели наложенные повязки и сверкали лихорадочным блеском глаза. Ноги оскальзывались на досках, пропитанных водой, блевотиной и кровью.
- Падре! - меня схватил за колено матрос.
Я нагнулся и узнал молодого Питера. На его бледном лице чернели огромные впадины глаз, щёки ввалились. Грязная блуза, разрезанная вдоль, была закатана вверх, живот наскоро перевязан серым полотном, сквозь ткань проступала кровавые пятна.
- Помолитесь за меня, святой отец, - прошептал Питер, некрасиво шевеля обкусанными губами.
- Что с ним? - спросил я проходящего мимо помощника лекаря.
Тот помотал головой и поднял взгляд к небу.
- Понятно, - мой шёпот прозвучал хрипло, ноги сами собой подогнулись, я присел возле матроса, достал из-под рубашки свою книгу и положил ладонь на горячий лоб матроса.
- Мы признаёмся праведными перед Богом только благодаря жертве Господа и Спасителя Иисуса Христа через веру, а не нашими делами или заслугами, - начал я дрожащим голосом читать с самого начала открытой наугад страницы.
- Ты, Питер, - я поднял глаза на матроса, - удостоился высокого благодеяния Божия быть призванным Господом к себе. Только благочестивые, исполненные добрых дел, достигают вечного блаженства по милости Божией. А что может быть более благочестивым, чем сражаться за родину свою против насилия и посягательств на свободу и праведность нашу?
Мой взгляд уже не мог выдержать вида лихорадочно горящих глаз Питера, и я снова начал читать текст.
"Римская доктрина о Чистилище, индульгенциях, почитании образов и реликвий, а также о взывании к помощи святых есть напрасный вымысел, не основанный на свидетельстве Писания и даже противоречащий слову Божию. Однажды содеянное приношение в жертву Христа является совершенным искуплением, умилостивлением и удовлетворением за все грехи всего мира и нас, смертных".
- Поэтому, Питер, не страшись своих ран, ибо ты будешь утешен милостью Господа нашего. Аминь!
Я снял руку со лба матроса и снова посмотрел ему в глаза. Они застыли и превратились в маленькие зеркала, в которых отражался свет фонаря, висящего на потолочной балке. Кто-то тронул меня за плечо.
- Падре! Там в углу - ещё двое нуждаются в вашей молитве, - надо мной стоял молоденький юнга с перевязанной головой.
До самого утра я читал умирающим морякам один и тот же текст из своей книги. С восходом солнца восемнадцать трупов, зашитых в парусину, поглотило море. Я стоял у борта и смотрел, как белые мешки быстро идут на дно, словно привязанные к ногам мертвецов ядра тащил в пучину огромный магнит. Но на судне жизнь продолжалась. Плотники вытащили из трюма запасы древесины, застучали топоры, пробоины в бортах засияли свежими заплатами, мостик быстро обрастал балками, настилом и досками, сломанные реи заменили новыми.
Ко мне подошёл Тим. Его лицо было испачкано копотью, на руках чернели ссадины, он прихрамывал на одну ногу.
- Чёртов француз, - прохрипел штурман, потерявший голос от крика на пушечной палубе. - Перехитрил нас, подкрался в тумане. Ничего. Мы ещё с ним встретимся.
Мастер отступил на шаг и осмотрел меня с ног до головы.
- А ты, падре, молодец. Эй, юнга! - подозвал он к себе парнишку, раненого в голову, - Набери ведро воды и дай нашему капеллану умыться, - штурман снова повернулся ко мне. - Ступай. Капитан увидит, будет недоволен. Приведи себя в порядок, почисти одежду, смой кровь и отоспись. Говорят, это ты заметил француза. Хвалю.
Я кивнул головой и побрёл за юнгой на нос судна. Через пять минут я уже спал в своей каюте.
Глава 4
Плаванье продолжалось две недели. После встречи с французами удача снова взяла наше судно под своё благословенное крыло, погода не доставляла неприятностей, вражеские фрегаты потеряли нас в океане, и на пятнадцатый день рано утром мы увидели берег. Ровно в полдень корабль Его величества "Монмут" вошёл в устье широкой реки и бросил якорь в виду маленького городка. Недалеко качались на воде ещё два судна, но наш фрегат превосходил их размерами. С борта Монмута ударила пушка, в ответ на берегу появилось облачко дыма, и до нас долетел звук ответного выстрела. От деревянной пристани, где высились куча ящиков и груда тюков, отошла шлюпка, и через несколько минут к нам на борт поднялся офицер в красном мундире. Наш капитан спустился с мостика.
- Лейтенант Гастингс, сэр! - офицер приложил руку к шляпе. - От имени генерала Клинтона приветствую команду "Монмута" и вас, сэр, на земле Джорджии.
- Отлично, лейтенант. Передайте генералу, что капитан Роберт Фэншоу доставил груз - порох к пушкам, двести ружей и пятьдесят ящиков зарядов к ним. И ещё. Имею честь доложить генералу, что имею на борту сорок человек морской пехоты.
- Отлично, сэр, - просветлел лицом лейтенант. - Мы давно ждём пополнения. Здесь нужны хорошие опытные солдаты. На индейцев положиться нельзя, Дикари - и есть дикари. В моей шлюпке находится сержант. Он покажет дорогу пехоте к форту в центре Саванны.
- Так называется этот городок?
- Да, сэр. Саванна, колония Джорджия.
Я стоял в стороне, прислушиваясь к разговору,
