Наконец, выгрузившись на берег в тридцати милях от Банароса, батальон двинулся к городу, надеясь на скорый отдых в казармах. И вот теперь солдаты топтали эту каменистую дорогу, стирая подошвы башмаков и глотая пыль.
- А почему мы не высадились прямо в городе? - спросил я лейтенанта. - Вы говорили, что он стоит на берегу Ганга.
- Нельзя. Варанаси – почитаемое индусами священное место. В переводе с санскрита означает "между двух рек". Не хочу оскорблять чувства верующих и браминов, маршируя от набережной к нашему форту, который находится на окраине. К тому же Банарос считается городом мёртвых.
У меня пошли мурашки по телу.
- Город мёртвых? Почему?
- Сами увидите.
Батальон обошёл Банарос стороной и вскоре оказался у ворот цитадели. Я, сгорая от любопытства, движимый смешанным чувством страха и мистического ужаса, бросил свои вещи на одну из кроватей в комнате для сержантов и выскользнул за ворота крепости. Я шёл по лабиринту узких, сырых, извилистых и грязных улиц, ориентируясь на какие-то дребезжащие звуки и удары барабанов, которые доносились со стороны реки. Меня окружали стены трёх, четырёх и пятиэтажных домов, где каждый следующий этаж выступал над нижними этажами. Кровли едва ли не соприкасались, почти не пропуская дневной свет. Сами постройки были расписаны цветными красками с изображением цветов, животных, людей и, очевидно, богов, восседающих на слонах и в колесницах. Многие здания имели балконы, балюстрады и купола. Я ловил на себе любопытные, удивлённые, а иногда враждебные взгляды многочисленных браминов, нищих и калек, сидящих вдоль стен. Повсюду прыгали обезьяны, выхватывая из рук прохожих любую пищу, которую люди безропотно отдавали юрким и ловким разбойникам. Мне попадались коровы, свободно разгуливающие возле храмов, оставляющие на каменных мостовых лужи мочи и тёмно-зелёные навозные лепёшки. Бросались в глаза многочисленные лотки с ювелирными изделиями, лавки, торгующие шёлковыми тканями, медной посудой и совершенно чуждыми для европейца непонятными предметами.
Наконец, в просвете между домами я увидел воду. Звуки ударов во что-то громыхающее и звенящее стали громче, хорошо слышался густой монотонный голос толпы, отдельные выкрики и какие-то завывания. Через минуту я оказался на вершине длинной каменной лестницы покрывающей базальтовыми плитами весь берег на протяжении сотен метров. Ступени уходили в мутную, грязную воду, а в ней плескались сотни людей. Мужчины заходили в реку, или совершенно голыми или задрапированными на бёдрах полосками ткани. Женщины вообще не снимали тонкие сари, а так и стояли в реке по пояс, поливая себя водой из деревянных ковшиков. Многие пили эту воду, не обращая внимания на грязь, мусор и кучи пепла, которые плыли на небольших почти сгоревших плотах по реке. Едко пахло жареным мясом и жжёной пробкой. Я огляделся по сторонам и увидел недалеко от себя такой же плот, только целый из тонких жердей, украшенный свежими цветами. За ним - ещё один и ещё. Возле них стояли небольшие группы людей, причитая и завывая на все лады. На плотах лежали мёртвые тела, обложенные хворостом и сухой травой. Появился брамин с пылающим факелом и, прочитав короткую молитву, поднёс огонь к пучку сена в изголовье одного из трупов. Шаткое сооружение вспыхнуло, его оттолкнули шестом, и горящий труп медленно поплыл по реке, заставляя купающихся людей отходить в стороны. Я спустился к кромке воды, с отвращением рассматривая гниющие остатки фруктов, кусочки коровьего дерьма и какие-то разводы, похожие на следы жира. Только сейчас до меня дошло, что это плавало топлёное человеческое сало, а запах жжёной пробки был запахом горящих волос.
Неожиданно кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся и увидел загоревшего до черноты очень худого человека в длинной белой хламиде, украшенной заплатами. На шее у него висело ожерелье, сделанное из черепов каких-то маленьких животных, возможно, крыс или мышей. Бродяга протягивал мне деревянный ковш, которым он на моих глазах зачерпнул воду из реки.
- Сахиб, сахиб, - бормотал он, жестами показывая, что мне следует приложиться к ковшу.
Я отрицательно замотал головой и отпрянул в сторону.
- Сахиб, сахиб! - завопил индус, устремляясь следом.
Он совал ковш к моим губам, хватая меня за одежду. Я оттолкнул оборванца и стал боком подниматься по лестнице. Ко мне со всех сторон полезли нищие и калеки, повторяя:
- Сахиб, сахиб!
Толпа росла на глазах, и вскоре она окружила меня, вопя что есть мочи и размахивая руками. Я растолкал людей и двинулся вверх по лестнице, оглядываясь на грязные руки, худые лица, горящие огнём неприязни глаза.
- Сахиб! Сахиб! - голоса множились и сливались в один громкий глухой крик.
В спину мне ударил камень, потом что-то липкое и тёплое шлёпнулось на мою макушку. Я почувствовал запах дерьма и рукой смахнул свежую коровью лепёшку на землю. Над головой просвистел ещё один камень, следующий попал в плечо. Я ускорил шаг, но не побежал, опасаясь, что спровоцирую толпу на ещё большую агрессию. Люди не отставали, повторяя с гневом и злостью одно слово:
- Сахиб, сахиб.
Зрительная память вела меня по лабиринту улиц вверх на холм. Стены домов, отражая выкрики людей, множили громкое эхо. Казалось, что вопли уже виснут на моих плечах, а многоголовая гидра толпы обжигает спину своим горячим дыхание. Я искал дорогу, ведущую к форту и, когда увидел мост через ров, а за ним башню увенчанную английским флагом, в последний раз оглянулся и побежал. Огромная толпа, вооружённая палками, вилами, длинными ножами, двинулась следом. Неожиданно со стороны крепости пропела труба, из ворот показалась колонна солдат в красных мундирах. Они быстрым шагом пересекли мост и рассыпались в шеренгу, подняв к плечам ружья. Индусы остановились, а затем наступило молчание. Я, задыхаясь от быстрого бега, наконец-то добрался до шеренги сипаев, увидел спасительную брешь в рядах и нырнул в неё. Навстречу шёл лейтенант Джон Амс, пристёгивая к поясу длинную саблю.
- Что случилось? - спросил он, хватая меня за отворот рубашки.
- Н-не знаю, - мои зубы выбивали барабанную дробь, я едва мог дышать. - Там, там, - махнул я рукой в сторону толпы. - Один индус предлагал мне напиться из реки.
- А вы что?
- Разве можно взять в рот эту гадость? Там микробы миллионами кишат, и дерьмо повсюду плавает, - прохрипел я, делая короткие паузы для вдохов.
- Нечего было соваться в город, - заорал лейтенант. - Могли бы и выпить этой чёртовой воды. Ганг - священная река, где течёт, по словам индусов, божественный нектар,
