- Благодарю тебя, - гордо сказал Эсимид. - В Афинах есть триеры с ещё более искусно вырезанными акростолями. Например, в виде головы богини Афины или хвоста скорпиона. Завтра увидишь наше судно при дневном свете.
- Ладно, - сказал я. - Пошли спать.
- А ты ложись прямо на палубе, если не мешает суета матросов.
- На песочке мягче будет, - ответил я.
- Как знаешь, - проворчал Эсимид, окидывая меня подозрительным взглядом.
Похоже, он всё ещё не доверял бродячему атланту. Но мне было наплевать. Прихватив беспризорную циновку, я спустился по трапу на берег и лёг рядом с Геродотом. Храп грека подействовал на меня, словно снотворное...
Мой левый глаз открылся и уставился на узкое тонкое лезвие рассвета, разрезающего пелену облаков над чёрно лиловым морем. Пробуждение вышло внезапным, будто кто-то толкнул в бок. Острое чувство близкой опасности мгновенно прогнало сон. Я повернул голову к лесу и увидел сидящего на камне гоплита. Он опирался руками на копьё, свесив голову и, похоже, спал. От кустов к нему по песку скользила тень. Сверкнуло лезвие, рука нашего караульного выронила копьё, тело мягко опустилось на землю, щит с глухим звуком упал на землю. Несколько человеческих косматых макушек поднялось над высокой травой. Я представил себе сотни глаз, наблюдающих за лагерем, сотню рук, сжимающих оружие, и завопил что было мочи.
- Эй! Тревога! Вставайте!
Несколько кустарно сделанных стрел воткнулись в песок рядом со мной. Мне удалось мгновенно откатиться в сторону. Стреляли, скорее всего, на звук. Я вскочил и навис над Геродотом, который приподнялся на локте, растерянно хлопая веками.
- Быстрее!
Я схватил мешок с водяными часами, затолкал в него лампу торговца древностями, помог подняться Геродоту, и мы вместе, панически оглядываясь и пригибаясь, бросились к триере. Над бортом поверх щитов уже показались головы в шлемах, копья и луки. За кучкой греков, которые вслед за нами бежали по песку, валила толпа волосатых мужиков, одетых в звериные шкуры. Лица дикарей искажала гримаса воинственной злости и синяя краска. Они размахивали прямыми мечами устрашающей длины и орали во всю мощь своих глоток.
- Ложись, ложись! – эти возгласы донеслись с палубы.
- Луки, луки! - громкий крик Эсимида заставил бегущих греков броситься на землю.
Упал и Геродот, увлекая меня за собой. Рой стрел прорезал воздух над нашими телами. Я быстро поднял голову и посмотрел в сторону леса. В густых рядах атакующих появились бреши. Туземцы спотыкались, падали и корчились на песке, многие утыканные стрелами уже лежали неподвижно. Остальные продолжали бежать в нашу сторону, но с гораздо меньшей отвагой. Всё новые и новые россыпи стрел валили врагов на землю, но расстояние между мной и ещё живыми туземцами сокращалось. Тонко и пронзительно взвыла флейта. С борта триеры воздух прочертили древка летящих копий, а потом на песок стали спрыгивать гоплиты со щитами и мечами в руках. Они быстро выстроились в плотно сбитую шеренгу, похожую на большого ежа с острой мордой, и решительным шагом двинулись вперёд. Натиск маленькой фаланги был стремительным и мощным. Гоплиты перепрыгнули через меня и разрезали порядки атакующих на две половины в двадцати метрах за спинами лежащих греков, давая им возможность встать и отступить к триере. Я вскочил и побежал за Геродотом, который смешно семенил ногами, выворачивая подмётками сандалий кучки песка. Через минуту мы уже стояли на палубе судна. Матросы, втащив на палубу трап, шестами отталкивали триеру от берега. Гоплиты, опрокинув первую волну бриттов, отступали, ощетинившись мечами. Войдя в море, они по грудь в воде добрались до триеры, с которой опять во врагов полетели стрелы. Греки по сброшенным узловатым канатам быстро вскарабкались на борт, и наша посудина стала медленно удаляться от берега. Снова заиграла флейта, задавая темп гребцам, и вскоре лес стал казаться далёкой чёрной стеной, которая с каждым взмахом вёсел удалялась всё дальше. На мачтах заполоскались паруса. Флейта смолкла. Вёсла убрали внутрь, и триера, набирая скорость, пошла навстречу восходящему солнцу.
Геродот хлопнул меня по спине и громко произнёс:
- Не смотря на атаку варваров, думаю - Атлант принёс нам удачу! Если бы он не проснулся в нужное время, мы все были бы мертвы. Хвала богам!
- Хвала богам! - подхватили гоплиты.
Спустя несколько минут на палубе воцарилась относительная тишина, прерываемая тихими голосами воинов, обсуждающих подробности схватки на берегу, скрипами мачт и треском обшивки судна. А уже в полдень моё пребывание среди греков стало привычным. Триера двигалась на восток, подгоняемая устойчивым ветром, дующим со стороны Британии. Геродот сидел под мачтой на маленьком складном стульчике. Перед ним стоял обрубок дерева, на котором белела длинная полоса грубо выделанной кожи. В руках грек держал стилос, макая его в глубокий сосуд с узким горлышком, зажатым в левом кулаке. Верхнюю часть кожаного листа прижимал меч. А вниз по белой поверхности уже бежала вязь греческих букв.
- Хочу записать всё, что услышал и ещё услышу от тебя, - сказал Геродот, подняв на меня глаза. - Садись рядом, но, прошу тебя, не мешай.
"Вот это выдержка. Будто не было недавнего сражения", - подумал я и расположился по другую сторону деревянного обрубка, наблюдая за работой античного пера. Ведомое рукой грека, древнее орудие письменности довольно резво пачкало обратную сторону кожи. Немного подождав для приличия и, заметив, что качка начала мешать Геродоту, я не выдержал и приступил к расспросам.
- Что это? Пергамент?
- Пергамент? - переспросил Геродот.
- Да, пергамент. Я слышал, что его изобрёл царь Пергама.
- Ничего подобного в Пергаме нет. Это дифтера - материал для письма. Его придумали персы, а мы сначала покупали его, а теперь научились делать сами. Иудеи называют дифтеру "гевиль" и пишут на нём откровения своего бога. Египетский папирус стоит дороже. А ремесленники Афин делают превосходную дифтеру. Нравится?
- Не очень. Слишком толстая. А теперь, скажи. Наша конечная цель - Афины?
- Конечно. Я там живу, - сказал грек, поднимая голову. - А вот мне интересно, атланты, на чём писали?
- Мы тоже не могли позволить себе папирус.
- Странно. Мне думалось – философы Атлантиды были богатыми людьми.
- Где ты видел богатых философов? – улыбнулся я.
- И то верно. Жаль - вы не сохранили свои библиотеки.
- Да уж, - сказал я. - Всё пропало. Кто-то из наших жрецов сказал, что рукописи не горят. Оказалось - и горят, и тонут.
-
