Кроме того, если мы разберем указанную антиномию, выяснится, что доказать инволюцию с помощью дарвинской теории будет намного проще, нежели доказать эволюцию. Дарвин не касается, например, проблемы зарождения жизни, лишь мимоходом замечая, что первые, простейшие формы жизни могли быть либо сотворены, либо возникнуть путем самозарождения. Для него данный вопрос еще не был достаточно прояснен. По большому же счету он просто уходит от этой темы, акцентируя внимание на происхождении видов. Однако именно проблема зарождения жизни может легко подорвать весь фундамент его теории. В самом деле, Дарвин в качестве движущего фактора эволюционных процессов берет борьбу за выживание. Без этой борьбы немыслим никакой естественный отбор, а стало быть, и эволюция. Допустим, борьба за выживание имеет место быть, и Дарвин тут совершенно прав. В конце концов, факты как будто этому не противоречат. Организмы действительно стремятся выжить, и им приходится, так или иначе, вести своего рода конкурентную борьбу. Но ведь для того, чтобы бороться за выживание, уже необходимо жить. Следовательно, механизмы, которые, согласно Дарвину, способствуют эволюционному усложнению живых форм, должны возникнуть уже после того, как жизнь зародилась. Какие причины, в таком случае, могли вызвать появление самой жизни? Естественный отбор тут явно ни при чем, ссылки на случайные изменения живых организмов, допускаемые таинственной «природой», здесь также неуместны. Существование же жизни в готовом, так сказать виде, последователей Дарвина устраивать не может, поскольку тезис о самозарождении жизни и ее последующем прогрессивном развитии есть краеугольный камень эволюционной доктрины. Одно из фундаментальных положений эволюционизма как раз и заключается в том, что жизнь именно самозародилась, а затем все более и более усложнялась, порождая все многообразие видов и форм. Только так эволюционисты (как им казалось) могли исключить религиозную идею творческого Божественного вмешательства. И вот как раз на эти фундаментальные вопросы теория Дарвина совершенно не отвечает. Идея естественного отбора в принципе никак не может ответить на вопрос: почему возникла жизнь? И, как было уже показано, не в состоянии объяснить, почему живые организмы должны непременно повышать уровень организации.
В то же время, отстаивая процесс инволюции, то есть неуклонного упрощения жизни, мы без всяких затруднений можем использовать основные положения дарвинской теории. Примем как факт всеобщую борьбу за выживание. Согласимся с выживанием «наиболее приспособленных», а равно и с тем, что в целях выживания упрощение организации дает определенные преимущества (что, как мы знаем, нисколько не противоречит идее естественного отбора). Таким образом, приходим к выводу, что вымирание или гибель высокоорганизованных форм и замена их формами низкоорганизованными есть вполне объективная тенденция. Вывод можно подкрепить наглядными примерами, коих достаточно много: деградация ландшафтов, уничтожение сложных экосистем с их разнообразной флорой и фауной, вымирание многих видов высокоорганизованных животных и т.д. Одновременно с тем - неистребимые полчища микробов и паразитов (не считая клопов, тараканов, крыс и мышей). Поскольку проблема зарождения и развития жизни нас волновать здесь совершенно не будет, у нас не будет и необходимости доказывать воображаемые вещи и согласовывать их с фактами. Происхождение видов, соответственно, мы затрагивать также не будем, ибо наше внимание будет уделено проблеме их исчезновения. А факты здесь лежат на поверхности. В общем, теория инволюции в большей степени удовлетворяет критериям научности, нежели все построения в пользу эволюции. И самое примечательное, что инволюцию можно обосновать, даже ссылаясь на теорию эволюциониста Дарвина.
Все это лишний раз доказывает, что любое обоснование эволюции не выдерживает соприкосновения с реальностью. И подмена тезисов и понятий, эта самая «невинная» подтасовка, постоянно используемая эволюционистами, неспособна скрыть их наиболее уязвимое место - неоправданное стремление научно обосновать целиком воображаемый процесс. Эмпирические выкладки Дарвина придают эволюционной теории некоторое наукообразие, однако они же заводят в тупик, стоит только увязать их с фундаментальными положениями эволюционизма. Можно сколько угодно в наукообразных рассуждениях подменять понятие «эволюция» понятием «изменение», но проблема от этого ни в коей мере не решается. И не может решиться в принципе - как раз потому, что данные наблюдений здесь всегда будут вступать в противоречие с отвлеченными метафизическими схемами. Всегда без лишнего труда обнаружатся факты, которые, по признанию самого Дарвина, будут приводить к заключениям, «прямо противоположным».
Таким образом, как бы современные эволюционисты ни апеллировали к Дарвину, их кумир не привел ни одного научного доказательства в пользу эволюции. И, несмотря на все наукообразие дарвинского стиля, создатель теории естественного отбора не только не избежал метафизических спекуляций, но и положил в основу своих мнимых доказательств совершенно некорректные с научной точки зрения допущения. Одно из них уже упоминалось - это ссылки на «Природу» как на причину изменений. Природа, напомним еще раз, есть для ученого объект исследования, нуждающийся в объяснении. У Дарвина (как и у всех эволюционистов) сама «Природа» должна объяснить некий воображаемый процесс. Далее, еще одно некорректное допущение, тесно связанное с первым - это ссылка на случайность. Ни Дарвин, ни его предшественники, ни его последователи не только не исключили случайность в качестве способа «объяснения», но, наоборот, постоянно акцентируют на этом внимание (на что, опять же, указывал еще Данилевский). Но если эволюция состоит из сплошного набора случайностей, значит, она вообще не поддается научному объяснению. Во всяком случае, это противоречит принципам классического естествознания, исследующего закономерные и обратимые процессы, поддающиеся прогнозу. Можно, по крайней мере, научно рассуждать о возможности эволюции, но проблема в том, что эволюционисты рассуждают об эволюции как о действительном процессе. И это лишний раз свидетельствует о ненаучности эволюционизма.
Наконец, еще одно ненаучное допущение - это ссылка на бесконечно длительное время, в процессе которого якобы могли произойти существенные трансформации живых форм или зародиться сама жизнь. Подобная ссылка вообще противоречит всякому эмпирическому опыту. Если случайные изменения в природе мы еще можем наблюдать, то вот упования на креативные возможности необычайно длинных эпох совершенно уводят нас в область воображаемых вещей. Однако именно на таком допущении и Ламарк, и Дарвин обосновывали возможность появления новых видов. Стоит выбросить из дарвинской теории ссылку на длительное время, как стройное здание эволюции видов полностью обрушится. Это еще раз нам показывает, что никаких эмпирических свидетельств в позу эволюции не существует в принципе. И теория Дарвина в этом плане ровным счетом ничего не изменила.
Из всего сказанного следует, что эволюционное учение не имеет ни малейшего отношения к эмпирической реальности, исследуемой естественными науками. Поэтому его стоит рассматривать исключительно как
