В популярной литературе, особенно англоязычной, динозавров однозначно определяют как великую «неудачу природы». Авторы обычно не скупятся на эпитеты, описывая облик и образ жизни этих загадочных существ. Прежде всего, обращается внимание на громоздкость и неуклюжесть «ужасных ящеров». При этом часто подчеркивается, сколь незначительным был объем мозга у этих гигантов. А это уже рассматривается как существенный минус, поскольку эволюционный процесс, по абсолютному признанию, напрямую связан с развитием и усложнением умственной организации. «Тупиковость» динозавров будто бы в том и заключалась, что они более полагались на свою мускульную силу, нежели на работу своих мозгов. Обычно они и изображаются как существа туповатые, но при этом невероятно сильные и вдобавок ко всему агрессивные. Бои между динозаврами описываются так, будто палеонтологи сами были очевидцами этих событий. Прожорливость и воинственность - вот, пожалуй, самые распространенные моральные характеристики, приписываемые знаменитым гигантам.
В итоге мезозойская эра предстает перед глазами доверчивого читателя как эпоха торжества грубой силы и полного бесправия, в которой все «прогрессивное» должно было вести чуть ли не подпольное существование. На такое экологическое «подполье» как раз и были обречены первые млекопитающие. Однако в отличие от туповатых динозавров, - торжественно заявляют эволюционисты, - млекопитающие обладали более совершенным мозгом и, соответственно, вели себя во много раз активнее. Это якобы дало возможность невзрачным существам выжить в непростых условиях и, в конце концов, победно распространиться по всей планете.
В кайнозое механизм отбора действует в том же направлении: мускулистые гиганты постепенно вымирают, уступая господство потомкам более проворных конкурентов, породивших самое разумное существо - человека. Становление последнего осуществляется в схожих условиях борьбы за существование. Первый человек, превозмогая все объективные препятствия, целеустремленно отвоевывает жизненное пространство у «тупиковых» существ, на которых переносятся главные атрибуты динозавров - прожорливость и агрессивность. В свою очередь, в человеческом сообществе наблюдается схожая картина: мускулистые, но примитивные в умственном отношении неандертальцы уступают место более подвижному и разумному кроманьонцу.
На этом обычно геологическая история заканчивается, но если бы авторы популярных эволюционистских опусов перебросили мостик в человеческую историю - вплоть до современной эпохи - они без труда описали бы, с использованием одинаковых эпитетов, действие того же неумолимого механизма: господство, основанное на грубой мускульной силе, неизбежно сменяется господством, основанном исключительно на разуме. И в качестве наглядного примера могли бы привести западные государства, ставшие на путь модернизации, прежде всего Англию. Только специализация наук не позволяет осуществить такую связку, в результате чего создается впечатление, будто эволюционная доктрина уходит своими корнями исключительно в естествознание и, как сугубо научная теория, не содержит в себе никакой идеологии.
В действительности, как мы можем убедиться, популярная геологическая история в ее оценочном варианте есть калька с человеческой истории, когда на природу проецируются декларируемые законы социальной жизни. Основные периоды жизни «до человека» в точности соответствуют основным этапам европейской истории – так, как их понимали, начиная с эпохи Просвещения. Историю человека было принято делить на Древний мир, Средневековье и Новое время. Точно так же была разделена жизнь «до человека» - на Палеозой («древняя жизнь»), Мезозой («средняя жизнь») и Кайнозой («новая жизнь»). Кроме того, нам нетрудно распознать в пресловутых «тупиковых формах» аллюзию на традиционное общество. Особенно характерны описания мезозойской эры, вызывающие ассоциации с европейским средневековьем. Огромные кровожадные динозавры предстают прямо как аллегория военной аристократии. Более подвижные и умственно полноценные млекопитающие - это уже аллюзия на нарождающийся класс буржуа. Апогей их развития - господство человека, ассоциируемое с современной эпохой, где прочно утвердились идеалы буржуазной этики.
Именно буржуазная составляющая эволюционизма объясняет наиболее характерные моменты этой доктрины. Эволюционизм явился своеобразной манифестацией буржуазной духовности, скептически и резко отрицательно настроенной в отношении типичных ценностей традиционного общества. Характерное для нового класса мироощущение не могло не сказаться на определенных предпочтениях, даже применительно к выбору научной теории. Ставка на медленное, постепенное и непрерывное развитие как нельзя лучше подчеркивает вкус представителей новой социальной формации. Именно в нем мы можем усмотреть решающий фактор, приведший к отказу от теории катастроф, былой сопернице эволюционизма.
Таким образом, в становлении эволюционной теории субъективные предпочтения, личный вкус и моральные убеждения играли намного более заметную роль, чем декларированная научная объективность. Еще автор знаменитых некогда книг по «Естественной истории» и идейный вдохновитель теоретиков эволюционизма Жорж Луи Бюффон заявлял, что в развитии живых существ главную роль играет активность, склонность к подвижной, деятельной жизни. Если бы Бюффон был протестантским проповедником или главой почтенного буржуазного семейства, то в его наставлениях наверняка делался бы акцент на те же качества. Только на сей раз применительно к законам актуальной социальной жизни. Иначе говоря, будущее, с точки зрения Бюффона и его сторонников - за деятельными, предприимчивыми, инициативными. Таковыми в то время были представители все более крепнущего класса буржуа. Бюффон, таким образом, достаточно емко отразил нравственную атмосферу своего времени, когда, действительно, благодаря предприимчивости и инициативе человек незнатного происхождения мог занять вполне солидное положение в обществе, перешагнув через традиционные сословные перегородки.
Интересно отметить, что выдающиеся деятели Просвещения обладали именно такой биографией. Следовательно, им по вкусу приходилась такая идеология, которая не только оправдывала их право на достойное социальное положение, но даже косвенно намекала на их качественное превосходство в сравнении с представителями знатных фамилий. Другими словами, эволюционизм как особое мировоззрение был вполне адекватен начавшимся эпохальным процессам по ломке традиционных социальных устоев. Это была эпоха, когда тон в повседневной жизни задавали люди нового типа - энергичные, инициативные и предприимчивые, с иронией относящиеся к прошлому как к чему-то косному и несовершенному. Эволюционизм, претендуя, ни больше, ни меньше, на роль новой религиозной доктрины, сполна оправдывал такую позицию. Предки сами по себе уже не придают человеку никакого достоинства. Ценность отдельной личности связывается не с благородством «породы» (как чего-то устойчивого и неизменного), а с ее реальными способностями к активному действию, благодаря которым потомок совсем не выдающихся родителей может стать величайшим гением. Данным принципам необходимо было придать универсальное значение, закрепить их в качестве неких безусловных законов, лежащих в основании бытия. Эволюционизм как раз удовлетворял данным требованиям и, собственно, был их прямым порождением.
Недаром Ламарк, вслед за Бюффоном, наделил своих воображаемых животных добродетелями людей нового типа. Вымышленные им звери и птицы, подобно новоявленным европейским буржуа, упорно следуют к «пределам развития». Они приспосабливаются к новым условиям, вырабатывают полезные привычки, «упражняют» органы. В этом - залог их процветания. «Развивающиеся»
