Начнем с того, что основная задача научного креационизма – подтверждать истинность библейского учения ссылками на данные современной эмпирической науки – не имеет никакого отношения к задачам научного познания как такового. При некоторых натяжках такую задачу можно увязать с философией, представив научный креационизм в качестве некоей идеалистической философской доктрины (что фактически имеет место). В этом случае сомнения методологического и теоретического порядка будут преодолены. Хотя не исключено, что дискуссия может перенестись в теологическую плоскость, поскольку здесь неизбежно возникает вопрос о необходимости научной аргументации для подкрепления религиозной веры. Как известно, православное богословие подобных аргументов (за некоторыми исключениями, например, в трудах отца Павла Флоренского) избегает. Хотя научная апология как таковая вполне может ограничиться рамками философии, не затрагивая собственно теологических тем.
Это только один момент, хотя и очень важный. Второе сомнительное положение, затрагивающее фундаментальные философские принципы, касается отношения к Библии как к источнику знаний о природе и человеческой истории. Можно ли вообще содержание Священного Писания увязывать с научной рациональностью? Как известно, в рамках протестантской традиции, где широко распространена практика буквального толкования библейских текстов (в отличие от символического, принятого в православии), подобная увязка не воспринимается как нечто противоестественное. Однако такое отношение к Библии, как мы понимаем, безоговорочно выводит научный креационизм за рамки современной науки, поскольку, в соответствии с установленными стандартами последней, апелляция к Божественному откровению в научном познании исключена в принципе. По сути дела, протестантские креационисты возвращают нас к ситуации XVII века, во времена печально известного «дела Галилея». То есть, невозможно, настаивая на данной позиции, одновременно выставлять свое учение как «научное» (в современном значении этого слова). В противном случае нам придется пересмотреть стандарты самой науки, однако в итоге мы перейдем уже к совершенно другой теме.
Надо сказать, что противники креационизма выдвигают весьма справедливые упреки своим оппонентам, отстаивая автономность научного знания от религиозного догматизма. Речь идет не о том, что истины науки должны обязательно противоречить истинам веры (как иной раз полагают убежденные эволюционисты). Речь идет о том, что истинность научного утверждения не может устанавливаться путем его соотнесения с библейским текстом. Как заявлял еще Галилей, Библия учит не тому, как устроено Небо, а как попасть на Небо. Хотим мы того или нет, но по-другому наука состояться не может. Иными словами, совпадение научных утверждений с отдельными свидетельствами Священного Писания не должно быть предустановленным. В противном случае мы поставим под сомнение саму объективность ученых.
Кроме того, учтем и то обстоятельство, что ряд эмпирических данных, приводимых креационистами в пользу идеи Сотворения, получен объективно, независимо от апологетических целей. И это необходимо принять за норму.
По сути дела, упрек, выдвигаемый по адресу протестантских креационистов, можно с тем же правом адресовать и их противникам из числа эволюционистов. Ибо, вопреки утверждениям последних относительно того, что эволюция есть «научный факт», мы обнаруживаем ту же предвзятость в плане постановки исследовательских задач. Не имеет принципиального значения, доказательству какой идеи вы посвящаете научное исследование – идеи эволюции или идеи Сотворения. В любом случае научная объективность может быть поставлена под сомнение. Это в одинаковой степени характеризует как сторонников научного креационизма, так и их самых ярых оппонентов из эволюционистского лагеря.
Именно в силу сугубо идеологического противостояния достаточно продуктивная (с научной точки зрения) идея естественного отбора не получила достойного применения. С одной стороны, по причине того, что она стала использоваться дарвинистами для доказательств идеи эволюции. С другой стороны, она отбрасывалась креационистами в силу того, что стала прочно ассоциироваться с эволюционизмом. Однако, извлеченная из эволюционистского контекста (что вполне согласуется с принципиальными допущениями самого Дарвина), идея естественного отбора не только способна иметь важное теоретическое значение при обращении к наблюдаемым явлениям живой природы, но и без всяких противоречий вписаться в креационистский контекст, то есть найти полное согласие с идеей Сотворения.
Чтобы это правильно понять, необходимо обратиться к предыстории дарвинизма, к той интеллектуальной атмосфере, в которой зарождалось учение Дарвина о естественном отборе.
Как известно, в биологии борьба эволюционистов была направлена против линнеевского принципа неизменности видов. Как утверждал сам Линней (будучи убежденным креационистом), видов существует столько, сколько их было изначально сотворено Богом. То, что данное утверждение носит метафизический характер, спорить не приходится. Однако проблема в том, что если применять подобное суждение к эмпирической науке, то мы придем к серьезной логической ошибке. Дело в том, что научное понятие «вид» имеет достаточно условное значение. Параметры биологического вида как такового уточняются в науке до сих пор. Биологическая систематика (в чем должен был отдавать себе отчет сам Линней и его последователи) есть, прежде всего, порождение человеческого разума. Поэтому, если следовать линнеевскому суждению, Бог творил живые формы в точном соответствии с особенностями человеческого отображения реальности. Точнее, в соответствии с научной терминологией указанного периода. А это уже есть попытка придать абсолютное значение существующим понятиям и заслонить ими саму реальность. В этом, безусловно, чувствовался пережиток схоластического подхода.
Кроме того, сторонники Линнея рассуждали в духе механицистского мировоззрения, где Бог уподоблялся часовщику, а природа мыслилась как бездушный, управляемый извне агрегат. Современные протестантские креационисты, надо отметить, идут тем же путем, называя Бога не иначе, как Конструктором. Поэтому стремление эволюционистов найти источники изменений в самой природе в какой-то степени были реакцией на указанную крайность. Проблема в том, что эта реакция привела к другой крайности. Сейчас это рассматривается как необходимое преодоление религиозного догматизма. Однако в действительности речь может идти о противодействии определенным метафизическим принципам, выросшим на почве особого понимания христианского учения.
Если внимательно читать Библию, то даже при буквальном понимании священного текста не возникает никаких намеков на механицизм (последний, как известно, скорее вырос на почве возрожденческого платонизма с его «геометрическими принципами», но никак не на почве христианского вероучения). Возьмем только первую главу «Бытия», которую сторонники креационизма приводят в качестве обоснования своей позиции. «И сказал Бог: да произрастит земля (здесь и далее выделено мной – О.Н.) зелень, траву, сеющую семя по роду и подобию ее; и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так. И произвела земля зелень, траву,
