Из указанных строк следует, что в библейском контексте природа не выглядит бездушным, инертным агрегатом. Это расходится с общепринятой точкой зрения, будто христианское вероучение лишило природу духовного начала, сосредоточив внимание на трансцендентном Боге-творце. Можно привести строки из Нового завета, подтверждающие, что создатели христианского Священного Писания воспринимали природу как живое и деятельное начало. Так, в Откровении читаем: «И пустил змей из пасти своей вслед жены воду как реку, дабы увлечь ее рекою. Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей» [Откр., 12, ст. 15 - 16].
Мы специально обращаемся к библейским текстам, а не к работам христианских богословов, поскольку для протестантских креационистов именно Библия выступает в качестве единственного непререкаемого авторитета. Как мы видим, даже используя буквалистский подход при трактовке вышеприведенных фрагментов Священного Писания, мы не получим ту метафизическую модель, согласно которой абсолютно трансцендентный Бог-творец противостоит абсолютно бездушной природе, лишенной всякого внутреннего источника движения. Строки первой главы Бытия недвусмысленно подчеркивают наличие творческого начала в самой природе, способной порождать живые существа в согласии с Божественным замыслом (в православии такое соучастие твари в творческом процессе, инициированном Богом, обозначается понятием «синергия»).
Таким образом, борьба с идеей неизменности видов, выдвинутой Линнеем, была, по существу, направлена не столько против «христианских пережитков» в естествознании, сколько против применения механицистских подходов к описанию живой природы. Однако, к сожалению, вопрос вышел за рамки собственно научной проблематики, перейдя в мировоззренческую плоскость. Именно поэтому сторонники трансформизма (то есть изменчивости) увязали проблему видообразования с идеей самозарождения жизни и ее самостоятельного развития от простого к сложному (впоследствии этот процесс стал обозначаться термином «эволюция»). Если бы Дарвин ограничился исключительно проблемой естественного отбора – безотносительно к проблеме эволюции, он вряд ли бы заслужил репутацию ниспровергателя христианской веры.
К сожалению, произошло так, что дарвинская идея естественного отбора ассоциируется исключительно с эволюцией, хотя для этого нет никаких чисто теоретических оснований. Как было показано выше, связь прогрессивных эволюционных процессов с естественным отбором весьма условна, и выдвигается исключительно благодаря произвольным и довольно сомнительным экстраполяциям. Сам процесс видообразования, затронутый Дарвином, не имеет прямого отношения к ароморфозам (то есть прогрессивному усложнению организации) и в этом смысле не противоречит идее Сотворения. Еще раз подчеркнем, что понятие биологического вида относится к научному способу описания реальности, а потому утверждать, вслед за Линнеем, о том, что имело место сотворение «видов», некорректно.
Именно поэтому современные креационисты все чаще стали использовать понятие основного типа. В биологической систематике это понятие пока еще не прижилось. С точки зрения креационистов, «основной тип» соответствует библейскому «роду», в соответствии с которым («по роду их») происходило творение живых существ. Это есть некое отображение исходного божественного замысла. В пределах основного типа вполне возможны трансформации, исключающие, правда, всякий ароморфоз. Иначе говоря, подобная трансформация всегда будет иметь определенные границы (что, кстати, вполне согласуется с законами генетики). Поэтому видообразование возможно, однако оно не имеет никакого отношения к эволюционному процессу. По мысли креационистов, основной тип, исходно заключающий в себе полноту генетического материала, может дать начало множеству новых видов, хотя существенных различий между ними не будет в принципе. То есть, рептилия никогда не превратиться в птицу, однако некая конкретная ящерица может дать начало нескольким видам ящериц.
Привлекательность этой идеи в том, что она очень хорошо уживается с дарвинским учением о естественном отборе. В самом деле, видовое многообразие можно достаточно убедительно объяснить приспособлением животных к конкретным условиям среды в ходе борьбы за выживание. Однако только в том случае, если исключить идею прогрессивных изменений - в силу ее совершенно отвлеченного, спекулятивно-философского характера. Даже если следовать Дарвину, естественный отбор, вспомним еще раз, может привести к упрощению организации. Здесь мы моментально сталкиваемся с антиномией и вообще уходим в сторону от базовых методологических правил современного естествознания (хотя бы только потому, что из одной причины выводим диаметрально противоположные следствия). Если же вписать процесс видообразования в рамки основного типа, мы не только избежим подобных противоречий, но откроем новое направление в области исследований живой природы.
К сожалению, современные креационисты, категорически отвергающие эволюцию, избегают любой апелляции к учению Дарвина, поскольку последний является знаменем их идеологических противников. Надо полагать, что именно поэтому креационизм до сих пор остается на обочине естествознания, оставаясь на правах маргинального и даже одиозного учения. Причина заключается как раз в излишне демонстративном внимании к идеологии, нежели к собственно научным проблемам. Отсюда, судя по всему, использование совершенно неадекватного для науки дискурса (еще раз заметим, что эволюционизм закрепился в естествознании благодаря терминологическим ухищрениям). Эволюционизм сдаст свои позиции креационизму только тогда, когда последний докажет преимущество своих методов и теоретических положений при решении чисто научных, а не мировоззренческих задач. Мировоззрение в данном случае гораздо уместнее и логичнее передать в ведение религии – без всяких ссылок на «научность».
Заключение
Почему эволюционная теория, несмотря на свои откровенно слабые места, продолжает удерживать свои позиции в науке, привлекая на свою сторону известных биологов, геологов, химиков, астрономов, археологов, историков и т.д.? Почему очевидная несостоятельность теории не производит должного воздействия на научное сообщество?
Дарвин, создавая свое учение, еще ничего не предполагал о новых научных открытиях, а потому отразил многие заблуждения XIX века. Кроме того, палеонтологи так и не обнаружили пресловутых «переходных форм», на что сам Дарвин возлагал большую надежду. Надежда не оправдалась. Но удивительное дело - эволюционная теория совершенно не пострадала и не вызвала в свой адрес никаких нареканий. Мало того, эволюционисты постоянно и настойчиво ищут новые аргументы для ее оправдания.
По всем признакам эволюционная теория обнаруживает черты псевдонауки. И, тем не менее, научное сообщество до сих пор старается этого всячески не замечать. Объяснить сложившуюся ситуацию можно только одним - субъективными пристрастиями самих ученых. Трудно отказаться от того, что привлекает вас именно в силу своей иррациональной составляющей. Как это ни парадоксально звучит, сила эволюционизма в его... научной несостоятельности. Учение
