- Нет, Такеёдзу. Я за всю свою жизнь и верную службу сёгуну получил всего пару золотых китайских монет, которые зарыл в собственном крошечном саду. Может, когда-нибудь, мой сын сможет продать их, чтобы позволить себе иметь простой меч настоящего буси. Ками моего клана никогда бы не позволили мне носить такой. Я сразу стану мишенью в бою и не доживу до осени, когда моя жена должна снова родить.
- Тогда я возьму его себе, - решил Такеёдзу. - Мне некого бояться, кроме гнева небес. Вон над лесом собирается грозовая туча. Поехали отсюда.
- Но это невозможно, - мастер поднялся на ноги и протянул вперёд руки.
- Что - невозможно? Нам уехать отсюда?
- Нельзя забрать меч, принадлежащий сёгуну.
- Он, что? Уже заплатил за него?
- Нет...
- Тогда не переживай. В качестве награды я оставляю тебе твою никчёмную жизнь. Теперь ты сможешь сделать сёгуну ещё одну утигатану, если успеешь. Эй! Фукама. Забирай остальные мечи. Наши совсем сточились. Новые нам пригодятся. Вперёд!
- Стойте! - набрался храбрости Садамунэ. - Господин! Назовите нам своё имя.
Всадник, забравший ценный меч, обернулся на скаку.
- Можешь сказать Ходзё, что его утигатаной теперь владеет Мацудайра Такеёдзу, - крикнул самурай и скрылся из виду.
- Это невозможно, - растерянно повторял мастер, глотая пыль, поднятую копытами лошадей исчезнувших в лесу самураев. - Садамунэ, Иёри! Что значит "если успеешь"?
Едва стих лязг оружия и мягкий стук подков, Иёри выскочил из кустов и подбежал к учителю. А тот снова сел на камень и, словно в трансе, повторял всего два слова: "если успею..."
Тонкая фигура мальчика заслонила солнце. Оружейник поднял глаза.
- А, это ты - Иёри? Вот я и дожил до времени, когда для бродячих буси не осталось ничего святого. Нас лишили мечей средь бела дня.
- Они - не буси, а грабители, - хмурясь, Садамунэ подобрал с земли обрывки верёвок, которыми были завязаны мешки. - А ты - тоже хорош, - набросился он на Иёри. - Словно трус спрятался в кустах. Получай!
Два подзатыльника, один больнее другого, взъерошили волосы на голове парнишки. Но тот, будто не чувствовал боли. Он странно смотрел на мастера отсутствующим взглядом.
"Если меч сэнсэя будет сломан в битве или потерян в свалке среди трупов, или утонет в каком-нибудь болоте, с чем люди будут сравнивать мои собственные клинки? - думал он. - Учителю - почти пятьдесят один год. Редкие оружейники доживают до такого почтенного возраста. За последние три года он сделал всего три меча, достойных настоящего буси. Самурай прав. Мастер может не успеть сделать ещё один. Вон как у него руки трясутся. Да и жилы давно вышли наружу".
Иёри тронул мастера за плечо.
- Я пойду за самураями и верну наши мечи.
- Опомнись, парень, - Садамунэ нервно засмеялся. - Вернёшь наши утигатаны и танто? Каким образом? Эти разбойники едут верхом, а ты будешь топать на своих двоих. Ищи ветра в поле.
- Позвольте, господин. Они меня не видели, и ни в чём не будут подозревать, - подмастерье почтительно, но настойчиво тряс оружейника за плечо.
- Ну, что за дурак? - Садамунэ размахнулся и хотел дать Иёри ещё одну затрещину.
- Оставь парня в покое, - тихо сказал оружейник, с трудом поднимаясь со своего жёсткого сиденья.
- Пусть идёт, куда хочет. Потеряв мечи, мы потеряли честь и должны вернуть задаток. Мне теперь нечем кормить остальных учеников. Возвращаемся домой. Нам нужно сделать ещё больше простых мечей для продажи. А Иёри пусть идёт. Он уже достаточно взрослый.
Мастер снял с плеча Садамунэ холщовую сумку, вынул завёрнутые в тряпку рисовые лепёшки и протянул одну мальчишке.
- Вот, возьми. Это всё, что я могу тебе дать. Дальше будешь сам заботиться о себе.
- Хай! - сказал Иёри и поклонился. В глубине души шевельнулось неприятное чувство жалости к сенсэю, которое тут же сменилось растерянностью. Дерзость своего замысла немного пугало мальчишку. Подмастерье уже знал, что если у него получится выкрасть меч, он никогда не вернёт его мастеру, поэтому слова благодарности застряли в горле. Он сунул лепёшку за пазуху, поднял с земли соломенную шляпу, нахлобучил её на голову и пошёл по тропе в ту сторону, где скрылись самураи. Дойдя до поворота, мальчик оглянулся. Мастер безжизненно сидел на земле, опустив голову, а возле неподвижного тела суетился ученик. Иёри хотел вернуться, но сразу передумал, упрямо стиснув зубы и сдерживая подступивший к горлу спазм.
"Я докажу ему, докажу всем…".
Но что именно докажет, он так и не смог выразить словами, поэтому тяжело вздохнул и продолжил путь.
- Клеймо в виде цветка васаби1 на подковах, - бормотал парень, время от времени поглядывая на цепочку следов. - Все лошади ковались в одном месте у одного кузнеца. Ничего, я их найду.
Иёри ещё не знал, что будет делать, когда догонит самураев. Он решил придумать план позже, а сейчас просто шёл, стараясь не потерять след подков и, не обращая внимания, что лес по обе стороны тропы стал гуще, а солнце спряталось за огромной тучей, наплывающей с запада. Первая капля дождя громко стукнула по соломенной шляпе и заставила Иёри поднять голову. Свинцовые облака закрыли большую часть неба. Где-то недалеко раздался оглушительный удар грома, а потом, сверкнула молния, и снова раздался грохот. В наступившей тишине было слышно, как редкие капли приближающейся грозы уже забарабанили по листьям деревьев. А спустя мгновение дождь хлынул, словно кто-то невидимый сверху опрокинул на землю огромную бочку. Ещё одна молния сверкнула над самыми кронами деревьев справа от путника. Иёри втянул голову в плечи, но продолжал шагать по быстро раскисающей и тонущей в грязи тропе. Наверное, боги были на его стороне потому, что, пройдя примерно половину ри2 и, промокнув до нитки, он увидел в глубине леса огонёк костра.
1 Васаби или эвтрема японская - вид многолетних травянистых растений. Известен, как "японский хрен". Имеет белые мелкие цветы и длинный толстый корень.
2 Ри - мера длины в средневековой Японии. Один Ри равен 3,927 км.
Подмастерье свернул на узкую, проложенную в траве копытами коней тропинку и вскоре за кустами увидел тех самых самураев. Двое из них мечами рубили ветки деревьев, ещё двое устраивали навес, двое следили за костром, подбрасывая в него сучья, а буси, смеявшийся над мастером, стоял под толстым дубом, держа за поводья
