- Я сделал только один меч, - проворчал Иёри.
- Во, во. Этим мечом самурай в основном и орудовал. Пятерых братьев развалил пополам, троим монахам отрубил головы, словно это были гнилые грибы на тонких трухлявых ножках, одному сохэю вспорол живот, а потом этот сын волка сам порезался. Вот смех. Это и спасло нашего монаха. Такеёдзу, разозлившись, второпях воткнул ему лезвие в пах, но сохэй выжил.
- Такеёдзу сильно ранен?
- Для такого мастера меча довольно сильно. Отхватил большой палец на левой руке.
- Лучше бы перерезал себе горло, - зло сказал Иёри, вынимая заготовку из огня. Он шумно выдохнул, восстанавливая душевное равновесие, и стал мерно бить молотом по всей плоскости клинка, уплотняя слои, переворачивая лезвие на девяносто градусов и снова обрабатывая ударами сталь. Казалось, он забыл о брате Го и с головой погрузился в работу. Монах потянулся за кувшинчиком, стоявшим между ног.
- Хороший сакэ. Будешь?
- Шутишь? Я прошёл обряд очищения, а ты мне предлагаешь прогневать ками огня, - оружейник сунул заготовку в воду, а спустя пару минут вытащил и аккуратно положил ещё горячее лезвие на деревянную стойку.
- И что случилось потом? - спросил он у сохэя.
- Мы догнали и почти окружили его воинов, завязалась рубка, но это был всего лишь маленький заградительный отряд, который, скажу истины ради, сражался отчаянно. Мы перестреляли храбрецов из луков. Раненых, которые ещё могли держать в руках мечи, добивали нагинатами. А потом отослали головы самураев в замок Мацудайра.
- А сам Такеёдзу?
- Ушёл.
- И вы не пытались его настичь?
- Тоже мне, стратег выискался. Догони попробуй конных.
- Жалко, - сказал Иёри. - Нужно было осадить замок Мацудайра и сжечь его со всеми обитателями.
- Нет, ты - точно ненормальный. Ненависть туманит твой разум. Злые ками искушают тебя. Поэтому каждый твой клинок жаждет крови. Твои молитвы богам, медитации и очищение сердца и разума в храмовых святилищах не приносят душе покоя. В этом - твоя карма и твоя беда.
- Мне плевать на все беды, которые случились со мной и ещё произойдут в будущем. Век мастера недолог, поэтому я хочу, чтобы каждый мой меч убивал, а не красовался у какого-нибудь богатого самурая на стойке или за церемониальным поясом. Мои танто, утигатаны, вакидзаси переживут не только меня, но и своих хозяев. Они войдут в историю, как самые острые, прочные и кровожадные.
Монах осуждающе покачал головой.
- Ты болен, Иёри. Просветлённые, которые каждый день и час познают путь богов, учат нас, что добро и зло по своей внутренней сути едины. Что проявления добра и зла мы должны принимать в зависимости от того, каким целям они служат, несут ли они с собой пользу или вред. Каждая вещь на земле, будь-то камень или дерево, гора или ручей, есть прибежище ками. И не одного, а даже нескольких: злых, добрых или бесстрастных. Ками вечны и включены в водоворот жизни и смерти. Живут они рядом с нами и даже в самих нас. И только от человека зависит, справится ли он внутри себя со злыми ками, которые растут и благоденствуют, питаясь слабостями людей, их соблазнами и недостойными помыслами. Душа человека изначально полна блага и безгрешна, мир создан изначально совершенным и правильным. Лишь человек творит зло, когда он обманут злыми духами, когда он не умеет чувствовать себя счастливым, когда жизнь его плоха и неправильна.
- Не понимаю, куда ты клонишь, - проворчал оружейник.
- А чего тут понимать? - кашлянул в кулак монах. - Такеёдзу делает то, что должен делать, защищая свой род и своих вассалов. Каждый самурай - такой же человек, как и все. Он готов умереть каждый день и час, но стремится выжить любой ценой, служа своему даймё, а значит, своему клану. Нет абсолютного добра, нет абсолютного зла. Эти категории - относительны. И твоя душа должна воспринимать мир таким, каков он есть. Постарайся примириться со всеми ками, живущими внутри тебя. И тогда ты достигнешь духовного единства с духами, заключив с ними союз. Ты увидишь, что ками ненависти, терзающие твоё сердце, отступят и, возможно, покинут дом построенный ими внутри твоей телесной оболочки.
- Легко говорить вам, стоящим на "Пути". Твои слова красивы, не более того, - усмехнулся Иёри. - Но вера в гармонию между добром и злом не помешала тебе убить троих самураев в ту ночь, когда мы познакомились с тобой.
- Но те буси сами нарушили эту гармонию, став абсолютным злом, - воскликнул брат Го.
- Тогда, почему мне не считать Такеёдзу абсолютным злом. Он насиловал мою задницу пять лет, - закричал Иёри. - Я до сих пор чувствую боль. Мне и сейчас кажется, что его толстые, корявые пальцы раздвигают мне ягодицы, а длинный член разрывает плоть. Разве я могу примирить ками, живущих во мне, со злыми духами, вселившимися в сердце этого проклятого самурая, будь проклят род его во веки веков?
Иёри в отчаянье бросил на пол тряпку, которой он вытирал грязные руки. Кузнец принялся ходить по мастерской, пиная ногами всё, что попадалось на пути.
- Эй, остынь, парень, - сказал монах. - Разбудишь учеников.
- А мне плевать, - сказал Иёри.
Он схватил ковш, зачерпнул воды из деревянного ведра и жадно выпил всю до дна. - Время - к полночи. Им и так пора вставать. Сегодня мне предстоит закалка утигатаны, которую заказал господин Имагава Норикуни. Прости, брат Го. Мне ещё нужно успокоиться и помолиться богам. Быть может, созерцание лиц ками, живущих в моей душе, поможет мне примириться с ними.
- Хорошо бы, - вздохнул монах и поднялся.
Дверь мастерской выпустила брата Го наружу.
Оружейник подбросил угля в печь, подвесил на крюк, свисающий с потолка железный чан с водой, дождался, когда вода немного нагрелась, разделся и стал смывать с себя грязь и копоть мочалкой из связанных вместе пучков разных трав. Переодевшись в чистое кимоно, Иёри сел в углу на татами, зажёг ароматные палочки перед алтарём, прочитал по памяти несколько сутр и погрузился в медитацию.
Вначале, перед его мысленным взором появились все мечи, которые он сделал. Оружейнику казалось, что он внимательно рассматривает каждый клинок, любуясь плавными линиями и цветом стали.
