Не могу сказать, как долго длилось это состояние. Миг, несколько секунд, минут… меня вернул Гришин возглас:
- Да вот же они!
Он уже не лежал на песке, а стоял поодаль, среди сухой травы и разглядывал какие-то высокие, сухие стебли.
- Какой же я болван, я искал на земле, а цветонос вымахал вон куда. И вот вам, пожалуйста, семена тюльпанов.
Докопаться до луковиц не было никакой возможности, земля затвердела, как камень. Все кончилось сломанным ножом. Тогда мы поднялись и стали собирать семена, маленькие черные зернышки. А про случившееся со мной я никому ничего не сказала.
Года через два, весной, Гриша пригласил нас в гости. Мы сидели за столом во дворе под орешиной, угощались, чем Бог послал в тот день симпатичному семейству Астаховых, а после обеда нас повели смотреть тюльпаны.
Они стояли алой стенкой, плотно прижимаясь изящно изогнутыми бокалами один к другому, лепестки их были заострены и чуть завернуты внутрь.
- Гриша, - ахнула я, - неужели?
- Те самые, с Тереклисая, - гордо ответил он, - в первый раз зацвели.
И, довольный, смотрел на нас и радовался, как ребенок своему успеху.
ПОКОРИТЕЛИ ГОРНОЙ ВЕРШИНЫ
Подняться на высокую-высокую гору, и все-все увидеть сверху, мы мечтали с первого приезда. Но никаких восхождений не получалось. Кирилл, Алексей Петрович и Боря Родин попытались, было, взобраться на противоположный от лагеря склон, но, как и следовало ожидать, вскоре уткнулись в неприступные скалы, и вернулись ни с чем.
Главное, лесники были против наших попыток штурмовать вершины. Мы часто приставали к Алику и Хасану Терентьевичу, чтобы они показали тропу наверх, но они либо отмалчивались, либо дурили нам головы, говоря, что никаких таких доступных троп в окрестностях Акбулака нет.
- Чего вам неймется? – сердился Алик, - приехали отдыхать, и отдыхайте себе. Вот дорога, по ней и ходите, и не лезьте, куда не следует. Вы альпинисты? Нет. Вы даже не туристы…
- А кто мы? – спрашивала я.
- Да кто ж вас знает. Спиногрызы, вот вы кто.
- Э, нет, спиногрызами ты называешь детей.
- Так в горах вы и есть дети. И в одиночку, смотрите, никогда не ходите. У меня эти одиночки, вот где сидят, - и хлопал себя по загривку. Стоило ему узнать, что по дороге прошел одинокий турист, сразу начинался допрос: «Вы с ним говорили? Кто такой? Куда пошел?
- Спрашивал, сколько дней идти до Янгиабада.
- Дал бы я ему Янгиабад! Ни черта не знают, а лезут! Таскай их потом на себе!
Да, он не жаловал одиночек, особенно после истории с Мишей Грубером.
На Тереклисае, почти сразу после водопада «Слезки» стоит темная базальтовая скала, фасадом обращенная к реке, окруженная зарослями ежевики. К скале навечно прикреплена латунная табличка, на табличке выгравирована скорбная надпись: «На этом месте (точной даты я не помню, кажется, это было за год до нашего первого заезда) погиб Миша Грубер. Альпинисту одиночке от туриста одиночки».
Никто не знал, кто такой был Миша Грубер. Стали расспрашивать лесников после того, как прочли надпись на скале.
Миша, действительно, был альпинистом, но в горы ходил один. Что заставляло его так поступать, чрезмерная склонность к романтике, несчастная любовь или просто желание побыть одному, - кто знает?
Он пришел на Тереклисай весной, когда по реке шел коричневый от глины гремящий поток первого паводка.
В то время через Терекли, прямо напротив памятной скалы, висел протянутый для переправы на другой берег трос. После гибели Миши его сняли.
Миша нашел среди снаряжения карабин, взвалил на себя тяжелый рюкзак, закрепил карабином руку к тросу, разбежался и поехал, вися на нем, через реку.
Если бы не паводок, он бы достиг противоположного берега, но на середине пути трос под его тяжестью провис, и он по пояс погрузился в воду. Его стало крутить и закрутило до смерти.
Так бездыханным, висящим на тросе его и нашли лесники, всего в пяти километрах от кордона. Мишу увезли хоронить в Ташкент, а неведомый турист одиночка прибил на скале памятную табличку.
Да мало ли случалось трагических историй в горах. Однажды в начале мая группу туристов при переходе на Караарчу застигла снежная буря; в другой раз взялась на спор переплыть Акбулак во время большой воды, самонадеянная дуреха…
Путь на Абдак все же со временем обнаружился.
Первыми поднялись на вершину Вадим Борода с Петровичем, на следующий год по их следам полезли Кирилл, Никита и я.
Со слов Алика мы знали высоту облюбованной, «доступной» горы – две тысячи восемьсот метров над уровнем моря. Если считать от Большой поляны, предстояло подняться всего на один километр. О чем говорить! Вперед!
С вечера, собравшиеся на небе легкие тучки, обещали пасмурную погоду. То, что надо. Лезть на гору под палящим солнцем, - такой поход никого не обрадует. Проснулись на рассвете, первое, что сделали, - глянули вверх и увидели сплошь затянутое облаками небо. Возликовали, плотно позавтракали, оставили Наташу досыпать в палатке и тронулись в путь налегке, собрав в небольшой рюкзачок литровую банку и фляжку с водой и несколько бутербродов.
Узкий, заросший ежевикой и неприметный с дороги, похожий на желоб проход на гору, находился всего в полусотне метров от слияния. Мы быстро его нашли по особой примете, - вытянутой, как указательный палец, высохшей ветке орешины, свернули с дороги и сделали первые шаги вверх вдоль скального гребешка.
И тут увидели свисающие с камней грозди спелой, необыкновенно крупной ежевики. Каждая ягодка была покрыта сизым налетом, висела неподвижно на стебельке, отяжеленная кисло-сладким соком. Никита с мамой набросились на ежевику, а папа стал ворчать и говорить, что он зря с нами связался, что так мы никогда не доберемся до вершины, и что собрать хоть всю ежевику на Акбулаке нам ничто не помешает на обратном пути.
С трудом оторвались от пиршества и полезли дальше. Подъем был непрерывный, крутой, но несложный, карабкайся себе и карабкайся, опираясь на камни в самых трудных местах.
Миновали желоб, вышли из теснины, подошли к краю неширокой осыпи, огляделись и чуть не застонали от разочарования: небо совершенно очистилось от вожделенных облаков, из глубины бездонного, синего неба лился на нас ликующий солнечный свет.
Я тут же захотела пить. Но мне не дали и глоточка, велели собраться с духом и идти дальше. Что оставалось делать! Пришлось подчиниться мужчинам и ступить на край осыпи.
Подниматься по осыпи в какой-то степени даже удобно, идешь, как по лестнице, стараясь выбирать самые крупные, прочно закрепившиеся среди щебенки камни. Никита с отцом
