Мурзилкин был одной из той сволочей, что не только мешает работе, но и всячески противодействовал ей; как обычно это был чрезвычайно важный человек; и мимо него пройти я не мог и плюнуть в него тоже; хотелось чрезвычайно, но его вид у меня спонтанно вырабатывалась слюна; вроде как на котлету. Тип этот был низенький, тучный с нагулянной желчнокаменной болезни и таким же желчным характером; как неприятно говорить, но это первый человек, для которого я желал колики и заражением инфекцией; только в моря он не плавал; как вы уже угадали Мурзилкин возглавлял складские тенты вместе со своей ничего не слышащей помощницей Варей.
Мы с Милой вышли около 12 по полудню из нашего "склепа". Здесь мы пробыли уже шесть дней. На 7-ой день должны были прибыть первые моряки. Из всего, что я понял: от них утаивали фактическую их смерть, а денег платили много, только видимо уже семьям, а на причину смерти разводили руками. Мы вышли через бассейн к тентам складов, располагались они на юге лагеря. Я остановился у небольшой будки, где сидела Варя и сильно постучал; она не открыла окошко; я постучал еще, так что пошла трещина по стеклу; здесь я вышел из себя: я ей много раз говорил, что ей показан слуховой аппарат и пора прочь с острова; но та просто кивала; с потерей слуха у нее и исчезала критика; можно считать недостойным врача объяснять по 600 раз.
- Варя! Где Мурзилкин! - кричал, надрываюсь я!
И Мурзилкин, и Варя были теми, кто вместе с остальными вводили меня заблуждением: о инфекции, острове, руководстве; за меньшую неделю я научился различать, когда они врут. Про себя я высказал предположение: моряков могли просто травить: вопрос был чисто денежный - заплатить семьям малую неустойку и покормить их сожалениями; в такие финансовые дыры я попадал по молодости; однако, мой скепсис всегда выводил меня на правильный путь; здесь все не только не хотели видеть врача, но и мешали ему; первое впечатление моей нужности было сделано мной совершенно опрометчиво; пропал и Василий Васильевич; Мила тоже не знала, где он. В лагере же я несколько освоился.
- Чего? Чего? - улыбалась мне беззубая Варя из окна; помимо этого я замечал, что она смотрит на меня как-то тупо; лишь по прошествии времени я понял - она слепа на один глаз; немного прикинув массу и осмотрев ее кожу - сухую, дряблую; широкие зрачки и частые ее охи, когда она вставала - все это в купе привело меня к единственной мысли: она получила диабетическое поражение сетчатки; вчера я взял у нее сахар с помощью моего лабораторного набора - цифры не удивили меня - чёртова дюжина ммоль/л; сахароснижающих здесь в помине не было; я кормил ее редиской и ревенем - сахар немного снизился; что до глухоты, то хоть песни ей пой.
- Варя! Где Мурзилкин? - все еще надрывался; хотелось обсудить ее матом; на выручку мне пришла Мила, что обыкновенно смеялась надо мной и над моей спесью и неуравновешенностью; хоть сама была такой же; я уверен; расколоть же преступление, которое она совершила мне не удавалось. Она показала на себе рожки, и Варя сразу поняла "Где старый черт?"
- В пал...ла...тке - да, она заикалась; полный набор, выводящий меня из врачебной гармонии.
Мы вошли с Милой в палатку. Мурзилкин обыкновенно играл в карты со своими прихвостнями; имена их не считаю нужным вставлять. Я подошел к нему вплотную, так что мне было видно его с высока. Мила стояла подалее, у входа.
- Мне нужны антибиотики. Пребывают моряки.
- Нет их, что пристали? - он не отрывался от карт.
- Люди будут умирать. Предыдущий врач брал их у тебя.
- Брал, да забрал.
- Сука, давай антибиотики! - терял я контроль.
Но Мурзилкин даже не собирался. Воевать с ним было бесполезно, люди рядом с ними вооружены; мало того, проверяя карты с Милой, я понял одно - данные о врачах уничтожены; я был в абсолютной ловушке; не была бы и инфекция иллюзией. Я не добился от этой скотины ни антибиотиков, ни солевых растворов. По сводке административного отдела прибудет 148 человек; все они обречены на смерть, без лекарств и должного ухода. Все карты, просмотренные нами, были фальсификацией, либо заполнены под ружьем - почерк быстрый, непонятный, что-то в нем было провоцирующее. А написана в них пустота. Жалея о том, что я врезался в это дело, я ушел в склеп и приказал Миле подготовиться к приему умирающих.
- У нас ничего нет, Генадий Степанович.
- Есть.
- Аспирин, анальгин. У меня мама на этом огурцы готовит.
- Мы сделаем все сами. Соль - килограмм, воды достаточно. Вскипяти воду. Я приготовлю раствор. Из сахара тоже сделаем раствор. Неси весь что есть. Сколько систем?
- Всего 8.
- Разрежь трубки на три части. Найди бутылки, все что есть в лагере. Так у нас будет 24. К чёрту асептику.
Мила вскипятила воду; лишний пар я уводил с помощью реторты, которую откопал в морге; так получался нестерильный дистиллят; антибиотиков не было; последние бутыли белизны я оставил на случай гнойников; после этого я растворил соль в нужных пропорциях, так что получился 0,9%, только такой выдерживает организм; залив в бутылки раствор, я проделал дырки - туда вставил разрезанные трубки и с помощью простого скотча скрепил все что были иглы на каждой бутылке. С антибиотиками было сложней; когда-то в Вузе я читал о микробиологах; о первом пенициллине; так вот - я собрал свой хлеб и Милин и сбродил его; на нем образовалась плесень. На заранее приготовленной мной карамели я высадил образовавшуюся плесень; после этого поставил ее под колпак на котельную; образовалась целая колония; из нее я приготовил выжимки и дистиллят; надеюсь получился чистый пенициллин. Пока это все, что я смог придумать. Я организовал в своем кабинете манипуляционную; может понадобиться операционная.
- Итак, Мила у нас есть растворы, и антибиотики. Нужны антисептики. Возьми белизну и добавь
