- С ними, - скомандовал я, шмыгая носом.
-8-
- В тишине отдыхаете, Геннадий Степанович! Здесь удивительно: нет москитов и гари.
Я устроился на вершине; к западу от лагеря тропический лес поднимался к завалинке из полуглины или суглинка; отсюда хорошо было видно лагерь и пляж; дым только поднимался до вершины; склоны же тушили запах; что-то вроде кустовых цветов отсекали вершину от глиняного спуска к самой воде; где размещалась пристань; берега были там слегка замазаны грязью прошлой ночью; а теперь сегодня пепелищем; Мила устроилась рядом со мной; сегодня мне не хотелось говорить ни с кем; я, опустив голову на колено провожал черный дым, забравший с собой последние контагиозные тела.
- Геннадий Степанович, вы ничего не едите уже вторые сутки. Все не так уж плохо, пока мы живы.
- Третий корабль не пришел утром.
Всю ночь я копался на аутопсии в надежде найти что-нибудь стоящее. Мне пришлось впервые работать на вскрытии. Я надел на себя перчатки и маску; взял полукосой нож; все что я обнаружил ночью: густую кровь в органах и жидкую в сосудах, единственная зацепка - за аортой большие лимфатические узлы; я думал о туберкулезе, о тифе, о радиационном поражении и даже о филяриях, червяках, которые здесь обыкновенно водятся; кусочек узла я взял на осмотр. Рысаков помогал мне в ту ночь; Милу я отпустил спать.
- Кровь густая, Геннадий Степанович? - Рысаков был очень внимателен и доброго дай - здоров; я любил за ним наблюдать; в отличии от меня в нем не угасал дар исследователя.
- Есть микроскоп?
- Да можно найти!
Вчерашняя эмоциональная боль потери и стресса не дала мне описать вам этого уникального человека; часто я раздаю клейма лицемеров и глупых людей многим, но Рысаков меня поразил; отличаясь бестактностью и совершенно отвратительной внешностью он обладал внутренним шармом; как он говорил о себе - "Жажда не сдохнуть в одиночестве, возглавляя перестроечные Коопы заставила его бросить все и уехать в тропики" Настигший импичмент убил его надежды на светлое будущее; а девальвация на стабильную старость; подчеркивая факт о том, что человека с мыслью в голове выбросит в место нелепое и страшное заставляла меня задуматься о собственном прошлом; сам же Рысаков возглавлял поисковый отряд; на случай если пропадет группа, уплывавших на континент он обязан был их искать; но инфекция заставила его стать на месте и бояться смерти; его подчиненные возвращались мертвыми, как и моряки; он объяснял: и Мурзилкин, и его прихвостни бояться уплыть отсюда без денег и лекарств и приплыть на суши мертвыми, поэтому оберегали свой запас, который бес толку растрачен быть не должен; таким образом приплыть на остров было возможно; но уплыть нет; он же и рассказал, что моряки перевозили в бетонных контейнерах, что-то из глубины острова, но не он, не моряки, не административщики не знали, что это. Как правило, все, кто этим интересовался исчезали. Он тонко намекнул, что самый первый врач был любознателен; четкие его формулировки просили меня ограничиться только борьбой с болезнью, а не выяснением ее обстоятельств; а нутро подсказывало, что источник инфекции в грузе; но умереть сейчас было бы опрометчиво; но по-геройски; оставалось выяснить, что перевозили моряки. На тот момент я понимал: не пришло два судна, а значит эпидемия стерла с лица земли две команды по сорок человек.
- Геннадий Степанович, я ни разу не видела вас подавленным. Вы старались.
- Я проиграл каплям в сотни микрон.
- Я проиграла советской власти, - теперь я обернулся на Милу; черты лица изменились, она также опустила голову себе на колено, провожая тот же черный дым.
Первый раз я видел женские слезы без слез; удивительно, но к таким холодно я не мог относится; замечаешь ты или нет; но дрожь в руках человека, который пытается себя сдержать; в первый раз я обратил внимание: чтобы быть сильной слабому полу нужно применять силу; внутреннюю; быть матерью не составляет труда - это инстинктивно; но быть равной по духу мужчине - это страшное бремя; что-то тянуло ее за те струны, которые исчерпающе шумят, заставляя поверить в невозможное.
- Вы, Мила, выглядите удручающе. Вам нужен холодный душ.
На самом деле: ей было нужно простое понимание; но пути мышления замкнули меня на инфекции; мало того: после того, как я осмотрел кровь я пришел в ужас... Вся кровь была гемолизирована; остатки своего спирта я истратил на фиксацию препарата лимфатического узла. Рассмотрев его в микроскопе, принесенном Рысаковым, я увидел то, что хотел: включения в лимфоидных клетках; я вскричал; первый раз меня озарила улыбка; я нашел возбудителя: по ярким базофильным грануляциям я наконец записал себе в голову: вирусная тварь. К сожалению, я был ограничен в методах; и вирус остался мне неизвестен; сложив воедино куски- тромбы и кровотечения, реакцию узлов, и скорее всего, печени и селезенки, возникший тромбоз в кишечных сосудах (правда, его не видел на вскрытии) я растянул углы рта! Я поймал тебя: геморрагическая лихорадка. Осталось выяснить вредителя; следующая мысль меня опустила в грусть: вакцина... Невозможно; нужно ехать на континент; если инфекция предположить трансмиссивная, то моряки перевозили животных; осталась одна загадка - почему они умирали столь молниеносно без выздоровления? все биологические вещества перевозят в контейнерах. Только я выеду на сушу, как буду мертв по неизвестной мне причине. Единственное средство от вирусных тварей: вакцина или иммуноглобулин. Имунноглобулин? да... иммуноглобулин. Дальше я не спал несколько ночей; меня мучали кошмары; Моя голова заплыла от адских криков; я не мог убежать от них к себе в кабинет; не мог просить их заглушить; третью ночь мне виделась рвота кровью; четвертую я не спал; второй день я не мыл руки; третий почти не ел; пятый день я существовал с противной субфебрильной температурой. Так я совсем погрузился в раздумья; в депрессию; если придет следующий корабль: мне будет нечем помочь. Мои скудные инфузии никому не помогут.
- Геннадий Степанович, вы мне напоминаете моего настоящего папу. Именно, из-за него я здесь.
- Что ты имеешь ввиду?
- Мне нужны были деньги, иначе ему светит расстрел.
