– Пришельцы выдержали испытание, – намеренно громко произнёс он, чтобы это слышали обе девушки. – Можешь выполнить всё, обещанное Марисаной.
– Да, отец, воздай им по заслугам, – горячо выразила общее мнение Наима. – Бледнолицые доказали свою преданность нам. Введи их в сокровищницу и награди каждого.
На короткое время тишина, подобно ночной птице, влетела в Храм Откровения.
– Да будет так, – взмахнул рукою Макапу.
Он первым повернулся и вошёл в святилище. Там он весьма легко сдвинул огромную каменную плиту и открыл вход в тайник. По довольно крутым ступеням люди спустились, как правильно понял Мак-Лин, внутрь пирамиды Увиденное им превзошло всякое воображение. На довольно большой площади в аккуратном порядке лежали сокровища необыкновенной ценности. Сразу было видно, что их собирало не одно поколение.
– Выбирайте, что бы вам хотелось увезти с собой, – тихо произнёс Макапу, протянув руку в сторону драгоценностей. – Вы можете взять немного, но это будет для вас самым необходимым и дорогим.
Друзья видели огромные богатства и не верили своим глазам. Возможно ли обозревать такие чудеса, где всё сверкает и переливается в мерцающем свете факелов. Руки непроизвольно тянулись то к одному, то к другому.
– Предлагаю взять эти изумруды, сапфиры и рубины, – почти на ухо прошептала Дункану Марисана. – Можешь добавить к ним чёрный жемчуг, он тоже очень ценится в ваших землях.
Мак-Лин взглянул в глаза девушки и увидел в них огромное участие и что-то ещё, скрытое в тайниках души.
– Выбирайте, – теперь уже предложил шаман. – Повторного спуска сюда у вас
больше не будет. Думайте о ваших желаниях сейчас. И пусть они принесут вам удачу взамен тому добру, которое вы оставляете нам.
Шотландец почувствовал руку индианки, в которой она держала довольно объёмистый мешочек. Он уже был отягощён драгоценным грузом. Глазами, полными любви и восторга, Мак-Лин посмотрел на Марисану.
– Я подготовила для тебя это ещё раньше. Думается, твой друг услышит советы моей сестры и не прельстится презренным металлом. Его холод дешевле прохлады этих камней.
Молодые мужчины взяли предложенное индианками, ни на йоту не сомневаясь в правильности своего поступка. В селение возвращались, идя скученной группой, впереди которой шествовали вождь, шаман и индейцы, освещавшие дорогу. Уже почти на месте Наима и Роберт вдруг куда-то исчезли. Марисана даже слегка заволновалась. Дункан почувствовал, как дрожали её руки. Но после беспокойство девушки улеглось. Она вспомнила, что младшая сестра, возможно, пошла в свою отдельную хижину, где отдыхала после насыщенных празднеств. Тропа среди индейских построек сама собой привела индианку и белого человека к жилью европейцев. Словно по колдовству лесных божеств или по велению других чародеев, облака, долгое время скрывавшие собою звёздное небо, внезапно уступили своё первенство ночной властительнице. Луна была яркой и освещала всё в полную силу. Даже в её бледно-голубом сиянии лицо Марисаны виделось Дункану самым красивым и совершенным. Наверное, во все века и в разных частях необъятной земли влюблённые были призваны объясняться в любви при свете луны.
Мак-Лин уж было сделал шаг назад, увидев зажатый в кулачке девушки холщёвый мешочек. И что же, ведь это Благословение Господне! Молодой человек понял, что иного такого случая не представится: открыть своё сердце такой красавице. Поэтому он взял её ладони и прижал к своей груди. Мешочек незаметно скользнул за порог хижины. Румянец заиграл на щеках шотландца. В его очах, глядевших прямо в её, полные боли глаза, внезапно вспыхнул огонёк вожделения. Страсть быстро охватывает чувствительные романтические натуры, и ради страсти они готовы на самые рискованные признания.
– Я люблю тебя, Марисана, – спокойно произнёс Дункан. И поначалу сам испугался своих слов, которые могли бы опечалить или огорчить повелительницу его души. – И даже не так, я тебя просто обожаю и преклоняюсь пред тобой.
Она растерялась. И чтобы скрыть смущение, она засмеялась, но смех получился сдавленный. Марисана не знала, как воспринимать его слова: оскорбиться ей или обрадоваться этому дерзновенному посягательству на её царственную неприступность и отчуждённость от его мира, из которого явился он. Этот образчик слишком уж лихой настойчивости, облечённый в чересчур грубую прямолинейность, заставил дочь вождя отпрянуть в страхе и раздражении, хотя раздражение было лишь мимолётным и проистекало, скорее всего, от наивности.
– Да, я, будто лишился рассудка, и обезумел от любви, – жарким ветром пронеслось из уст Дункана и передалось его возлюбленной.
Это внезапное признание сбило девушку с толку. Никто не говорил ей ничего похожего. Ни один человек ни разу не признавался ей, что само
