Или это сон?
И на верхней полке в сверкающем белым пластиком новом вагоне, где иногда сводит зубы от работающего всю ночь кондиционера, мне совершенно не хочется спать, а хочется думать о ней, и бесконечные ряды телеграфных столбов за окном сливаются в одну колеблющуюся линию, и бледная луна думает, что властвует над миром, а на самом деле это Кэт, Кэт, Кэт...
Колёса стучат в такт, и мне удаётся заснуть с такой улыбкой на лице, что отец долго не решается будить меня, когда мы уже подъезжаем к станции Курганная, началу нашего маршрута.
В Курганной нас ждёт паровоз! Это чудище марки Эп стоит на первом пути, испуская медленные, ослепительно белые клубы пара. К нему прицеплены три обычных плацкартных вагона, в один из которых мы и садимся, купив картонные билеты с мелкими дырочками от компостера. Так плавно, как этот паровоз, не трогается ни один из поездов, на которых я когда-либо ездил: ни двадцативагонный пассажирский состав с электровозом или тепловозом, ни электричка, ни тем более поезд метро – там всегда явно чувствуется ускорение, толчки и качка, словом, совершенно другой ритм жизни.
Здесь же всё строго и неспешно, народу немного, за окном казачьи станицы и бескрайние кубанские поля, группы пирамидальных тополей и сизые горы на горизонте. Постепенно, всего за час, горы вырастают буквально до небес, Эп слегка замедляется, одолевая последний подъём, и мы попадаем на конечную станцию со странным названием Шедок. Здесь, на турбазе с совсем не странным для любого советского человека названием «Восход» нам предстоит провести несколько дней перед основным пешим переходом в сторону Чёрного моря.
Мы с отцом размещаемся в деревянном домике номер тридцать девять, на самом краю турбазы, спим на железных кроватях с панцирными сетками и вонючими сырыми матрасами, утром бредём на завтрак в столовую, вкушая сливочное масло с серым хлебом, какао с молоком и, естественно, манную кашу, которую я с детства, мягко говоря, недолюбливаю. Во время завтрака по местному радио объявляют сбор нашей группы, посвящённый тренировочному походу в горы.
На плацу всех ждёт двухметровый детина, из-под майки у него рельефно просвечивают груды мышц, а сине-белые кроссовки АДИДАС свидетельствуют о том, что парень не последнего десятка, по крайней мере в рамках турбазы «Восход» и её окрестностей.
«Я ваш инструктор, меня зовут Александр Вакула», - почти орёт он, явно пытаясь понравиться вновь прибывшим туристкам.
Понятно, мы – близ Диканьки, и то ли ещё будет с нами за наши кровные и профсоюзные...
Тренировочный поход запланирован на завтра, и, пройдя несложный медосмотр и получив на складе турбазы снаряжение и еду, мы чутко спим до пяти утра, поскольку в шесть назначен выход на трассу. Строимся по ранжиру, мы с отцом – где-то посередине, всего человек двадцать пять, из разных городов и сёл, разного возраста, разного темперамента...
С дядей Ваней, Иваном Андреевичем, учителем истории из Тулы, мы познакомились в столовой, разговорились. Дяда Ваня жилист, активен, смеётся над любым анекдотом, даже над не достойным внимания. Кроме Тулы не бывал нигде, о чём и рассказывает первому встречному, в данном случае – папе и мне.
Мы возьмём его в свою четырёхместную палатку, которую я свернул в полном соответствии с наставлениями Вакулы и буду носить на своей спине в течение всего похода к Чёрному морю. И ещё мы возьмём маленького Дудика, имени которого никто не знает, потому что Дудик – фамилия, идеально подходящая самому Дудику, скромному водиле из Орла.
Утром, увидев транспортное средство, на котором нам предстоит отправиться в горы, Дудик кричит:
«Етить твою кочерыжку, ГАЗ-51! Да я на таком десять лет отбарабанил...»
И действительно, вся группа рассаживается в кузове грузовика, и медленно, переваливаясь на ухабах, движется в сторону гор. Тренировочный поход почему-то всеми поначалу воспринимается как пикник, только без шашлыка и водки, но Вакула совершенно серьёзно говорит:
«Двадцать четыре километра по горному лесу – двенадцать туда, двенадцать обратно. Готовьтесь морально, это вам не на машинке кататься...»
На какой-то дальней поляне машинка делает разворот, Вакула спрыгивает первым, следит за разгрузкой: число туристов женского пола приближается к трём четвертям, а это всегда чревато разными проблемами, нытьём, мозолями, ссадинами и укусами всяких местных тварей. Построение и – вперёд: Вакула ступает первым, остальные держат шаг, дядя Ваня замыкающий. Сперва он шутит:
«Замыкающий – это чтоб дезертиров отлавливать».
Однако скоро становится не до шуток: уклон такой, что приходится хвататься за колючие ветки каких-то кустарников, стволы деревьев, сухую прошлогоднюю траву. Мелкая серая галька то и дело норовит осыпаться из-под ног и противно залезает в ботинки, заставляя то и дело останавливаться и вытряхивать надоедливые камушки.
Все идут молча и с надеждой смотрят вверх – где там вершина? Так проходит часа три, и, наконец, мы поднимаемся на скальный уступ, где растёт огромных размеров ёлка, к стволу котой приделана доска-лавочка, на которую и садятся самые уставшие. Но пейзаж завораживает: прямо внизу течёт очень быстрая и довольно большая река, это почти водопад, с огромными валунами и рёвом дикой стихии. А вдалеке у горизонта высятся огромные горы, с ледниками и заснеженными вершинами, а меджу ними и нами – километры хвойного леса, который колышется от ветра как настоящее море.
«Осталось сто метров вверх, и будем становиться лагерем...» - говорит Вакула. Он совершенно не вылядит уставшим, на лице улыбка здорового молодого человека, мускулы играют, вызывая тайное вожделение у особ женского пола. Оставшиеся сто метров представляют из себя почти отвесную скалу с нечастыми ступеньками в виде отдельных валунов. Ноги гудят, дыхалка на пределе, рюкзак тянет вниз на спину, пальцы изодраны, центр тяжести держать тяжело, но мы буквально вползаем на ровную площадку, на которой видно кострище с небольшим запасом дров, резвый ручеёк, текущий со скалы, и заросли какой-то ягоды, сейчас ещё зелёной.
«У кого палатки – ставят палатки, двое мужиков – берут вёдра и за водой, двое мужиков – разжигают костёр, Люба, Люся – готовят ужин, остальные – марш за хворостом!» - чётко командует Вакула. За бытовыми делами забывается всё вокруг, и я ловлю себя на мысли, что за весь поход я ни разу не вспомнил о Кэт, и ругаю сам себя последними известными мне словами.
Макароны с
