до слёз и соплей. А ещё лучше не в морду, я сразу в яйца, чтоб потерял всякий интерес не только к моей Кэт, а ко всему женскому полу, причём навсегда. Вот только он, кажется, посильней меня будет, тут можно и самому огрести.

Музыка заполняет меня всего, не оставляя пространства для всякой сиюминутной ерунды.

Картина: «Киса убивает любовника». Сверкающее лезвие. Мой строгий профиль. Его полные страха, молящие о пощаде глаза. Бордовые, чёрные, терракотовые тона. Холст, масло... Публика рукоплещет на вернисаже и потом ломится в очередях, выстаивая часы на морозе. Она тоже стоит вместе со всеми, а выйдя из галереи раскаивается во всём, приходит ко мне в слезах, и мы живём с ней долгую жизнь до самых правнуков и правнучек. Картину публикуют в школьных учебниках, чтобы впредь не повадно было всяким автовладельцам посягать на чужое семейное счастье.

Картина: «Любовник убивает Кису». В углу комнаты бесформенный труп жертвы. Сверкающее лезвие. Его строгий профиль. Бордовые, чёрные, терракотовые тона. Холст, масло... Для широкой публики картина остаётся неизвестной, только утончённые знатоки и коллекционеры живописи отдают должное мастерству художника и, несомненно, осуждают кровавое убийство.

«Антракт!» - громко объявляет конферансье.

«В буфет?» - спрашивает Миха, а я сижу как приклеенный к своему мягкому креслу и медленно соображаю, где я и что надо делать...

Зал Чайковского сегодня почти полон: Вивальди, Бах, Моцарт – популярная классическая музыка, так и написано в афише. Вообще-то мы с Михой шли в театр Сатиры на «Затюканного апостола», но спектакль почему-то отменили, а разбредаться по домам не хотелось. В результате я вкушаю свою надорванность и раздвоение личности на невинную жертву и беспощадного мстителя, а Миха на таком концерте в первый раз, поэтому старается вникнуть в суть самостоятельно, без дурацких вопросов и суеты. Вообще есть в нём что-то такое надёжно-привлекательное, что ценится не в десятом классе, а гораздо позже. А пока два недоросля жуют в антракте бутерброды и пытаются постичь Вивальди.

Одна из виолончелисток очень похожа на Кэт, я даже сначала подумал, что это очередное наваждение, и даже обрадовался, потому что если наваждений уже два, то это, скорее всего, именно наваждения, а не горькая правда отставленного неудачника. Но при рассмотрении в михин театральный бинокль стало ясно, что эта дама лет тридцати и ростом с дюймовочку, хотя какое-то сходство действительно есть.

Но вдруг я стал понимать, что не могу вспомнить, как выглядит Кэт. То есть, я её, конечно, не смогу не узнать, но все её черты по отдельности ушли из моей памяти в неизвестном направлении. Например, какие они, эти губы, что я целовал, или брови, или щёки и волосы? Полная амнезия, отягощённая потерей реальности на фоне нервного расстройства.

А вот каков её запах – эти ненавязчивые духи? Узнаю ли я его? И когда мы с Михой спускаемся по эскалатору на «Маяковской», мне вдруг становится ясным, что в воздухе появились какие-то знакомые нотки, похожие на сушёную вишню или какой-то полевой цветок. Но это её запах! Он становится всё более отчётливым, а потом почему-то затихает, растворяясь в наклонном тоннеле. Я машинально оглядываюсь: ничего особенного, обычные люди, стоят на ступеньках, держатся за поручни.

Что со мной?

Вернее, что – и так ясно, вопрос в том, как от этого избавиться. Сдвиг по фазе вполне реален, но совсем не желателен.

Мы уже садимся на электричку, это ЭР-22 с мягкими дерматиновыми диванами и тамбурами посередине вагона, плавный ход убаюкивает, за окном мелкий осенний дождь. Миха выходит в Филях, а я готовлюсь к выходу на следующей...

А вот что будет, если с ней просто поговорить. Так, по-простому, по-хорошему: спросить, я тебе нужен вообще, не любила-разлюбила и прочее. И она засмеётся, наверное, ну уж улыбнётся точно и ответит что-то вроде:

«Ты, Киска, не скучай...»

А я опять растаю на три месяца, а после опять начну придумывать разные картины – холст, масло... Куплю себе пластинку с седьмой симфонией Малера и стану слушать каждый день, пока мозги не попросятся наружу. Что делать-то?

«Малые Вязёмы, следующая Голицыно» - хрипит машинист. Не сразу понимаю, о чём это. Станционные фонари медленно удаляются. Вот это приехали! На часах половина первого, на пустынном голицынском перроне с волнением изучаю расписание: так и есть - последняя обратная электричка в сторону Москвы ушла в 0:16, первая утренняя будет в 5:44. Вокруг ни души, гнусный дождь усиливается, придётся топать пешком. Идея идти по шпалам как-то не привлекает, интуинтивно нахожу дорогу в сторону Можайского шоссе, но и здесь полное затишье. Топаю по правой стороне, и, услышав шум проезжающей машины, без особой надежды поднимаю руку: а вдруг? Родители, наверняка уже подняли всех знакомых и родственников на уши, бедный Миха даёт свидетельские показания, оправдываясь непонятно от чего...

Минут через двадцать, когда я уже покидаю негостеприимное Голицыно, на мой сигнал откликается МАЗ-мусоровоз, здорово вняющий тухлятиной, солярой и ещё невесть чем.

«Ну прыгай, коль не шутишь... Я – Серёга...»

Серёга молод, весел и явно заинтересован в попутчике как в средстве не заснуть от монотонной долгой дороги. Говорим о бабах, вернее, тему выбрал он, а я и отказать-то не могу, иначе рискую быть оставленным на шоссе со слабыми шансами на дальнейшее.

Скрипучий дворник медленно скребёт по стеклу, мерно тарахтит дизель, в кабине душно и тепло, а я вынужден либо излить свою несчастную душу случайно встретившемуся мусорщику, либо понавыдумывать что угодно, лишь бы не сказать правды. Не сразу, но выбираю второй вариант: Серёга слушает про мои похождения на Кавказе и в Сочи, про то, какие шикарные девчонки встречаются в обычных туристических группах. И как они хотят любви, простой и великой земной любви... И как они способны взбираться на самые крутые горы и получать в подарок нежные глянцевые рододендроны из сильных рук своих мужчин...

Моя фантазия бежит впереди мусоровоза, словно ступая в холодные осенние лужи, а Серёга воспринимает всё это молча, только иногда машинально поддакивает:

«Угу... Во, точно...»

Вот тут бы фотография с Люсей из Пензы очень даже пригодилась, но – увы – она заброшена куда-то в недра необъятного альбома, хранящегося в серванте у родителей.

МАЗ уже катит по Баковке, по Немчиновке, и вот – огромные буквы М-О-С-К-В-А на въезде в город. До свидания, Серёга, ты мне здорово помог: спас маму от инфаркта, Миху от ненужных дальнейших вопросов, а ещё дал мне впервые понять, что такое автостоп, и как этим пользоваться. Открываю дверь в квартиру своим ключом и сразу слышу:

«От тебя пахнет какой-то свалкой! Где же ты был?»

Да где я был? На концерте Вивальди...

Уважаемый Густав Малер! Возможно, этот

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату