И тут на сцене появляется Тарасыч. Он в строгом чёрном костюме и свежей белоснежной рубашке без галстука, в руке трубка с пахучим голландским табаком «Мистер Немо». Лицо выражает готовность ко всему и одновременно лёгкий налёт иронии...
«Чего орут?» - спрашивает он своим фирменным басом, который включается у старого ловеласа сам собой при виде молодых женских тел, особенно в таком количестве.
«Брачный зов...» - пытается пошутить Кирюха, но мэтр предельно серьёзен:
«Значит так, бойцы! Пять минут вам на сборы, форма одежды парадная» - и он демонстрирует жестом свой лоск, совершенно не достижимый для нас.
В лифте он осматривает нас с пристрастием, поправляя воротники и ремни.
«Для Запорожья сойдёт... Так: первым заходит Йозеф, чеха они не впустить не смогут, потом, минут через десять, Кир – как друг и соратник, потом захожу я, как самый неотразимый, Киса – замыкающий...»
На него и обидеться-то невозможно, на героя нашего...
В точности выполняем приказ, и когда я вхожу в комнату, там ужё всё чётко организовано: Йозеф сидит на диване в окружении двух пышногрудых сестёр-близнецов, Кирюха разливает бормотуху на весь стол, Тарасыч, попыхивая трубкой медленно наблюдает за процессом, ловя на себе заинтересованные взгляды...
«Шпикачки телячьи?»
«Мы не знаем...»
«У-у-у...» - недовольно мычит он – «что от женщин ещё ожидать? Вот, помнится, когда наш авиаполк перебазируется, что мы из транспортника в первую очередь выгружаем? Оружие, патроны, продукты для кухни... А когда женский полк перебазируется – они что выгружают? Цветочки в вазочках, ватку... Тьфу...»
Но они уже не слушают – пьют, едят, пытаются прижаться к нему поближе. И где-то через час Тарасыч встаёт, буквально обвешанный молодыми дурами, визжащими:
«Константин Георгиевич, не уходите!»
«Учись Кирюха, как баб окучивать...» - с искренней завистью говорю я.
А его как-то всего переклинивает, видать красавицу свою овощную вспоминает. Пьёт только своё зелёное вино любви, рупь-литр, молчит и хмурится. А тем временем по комнате прокатывается сдавленный шёпот:
«Тыщ – тыщ – тыщ – тыщ...»
Тарасыч, пыхнув два раза мистером Немо, оборачивается и видит стоящего в дверях небольшого мужичка в советских «техасах» и семейной майке, лысого, седого, с жидкими усиками и толстой тетрадью в руке.
«Доцент Тердыщенко» - говорит он, зачем-то выделяя последнее О, - «куратор практики».
«Очень приятно» - хором говорим мы, а Йозеф делает ему шаг навстречу, широко улыбаясь и протягивая руку:
«Шквор, Карлов университет...»
Но Тердыщенко явно настроен разогнать всю эту оргию единым махом. Он, словно Наполеон, оглядывает поле битвы и начинает подсчёт с занесением в тетрадь:
«Кошкина – есть, Доренко – есть, Малыхина – есть... А Туровская где?»
Глядя на процесс, Тарасыч демонстративно давит зевок и говорит:
«Ребята, все на выход, обеспечьте девчонкам досуг и отдых... Садись, Тердыщенко, сосисочкой закусишь...»
Последняя фраза звучит как магия: Тердыщенко умолкает, бросает тетрадь на стол и безвольно опускается на диван рядом с Тарасычем. Сидят они до самой полночи, медленно потягивая шмурдяк и слушая друг друга, а когда уже собираются по домам, Тердыщенко, словно жалуясь на жизнь, произносит:
«А я ведь, Константин, с двадцать девятого года...» И гладит себя рукой по лысине, словно иллюстрируя возраст.
«А я с двадцать третьего...» - гордо отвечает Тарасыч и делает два заключительных пыха.
Вечер окончен, пьяные девицы разведены по комнатам, нежно уложены в постельки, и мы идём к себе. А по нашему коридору идёт довольная Иванова и ест мороженое:
«Знаете, как по-чешски будет МОРОЖЕНОЕ?»
Йозеф прикладывает палец к губам.
«ЗМРЗЛИНА! Я её сегодня целый день ем, ну до чего вкусная...»
Всю ночь Кирюха то бормочет во сне что-то бессвязное, то просыпается и куда-то надолго уходит, наскоро напялив штаны, а утром отказывается от завтрака и пытается прийти в норму под холодным душем. Вот зацепило мужика!
Но дальше – Карловы Вары, где мы чинно фланируем по бювету и разглядываем курортную архитектуру, а потом Усти-над-Лабем с карстовыми пещерами в горах, Пльзень и Кладно, и, наконец, горнолыжные Крконоши, где Кирюха долго любуется закатом, пока мы едем вниз на скрипучем кресельном подъёмнике, скреплённые железной трубой в целях безопасности.
«Вот тут я бы хотел поселиться, этаже эдак на третьем» - говорит он задумчиво, а мимо проплывает большая треугольная гостиница с покатой крышей.
«Тоже мне - горец!»
«Надо бы научиться кататься...»
«Это спорт для толстых! Обычная экипировка – две тысячи рублей. Сколько копить будешь?»
«Да ладно, пара сезонов у Родного, плюс ещё по мелочи...»
«Ну и чё ты – заберёшься на вершину в своём золотом костюмчике и будешь задом вертеть вправо-влево и палки в снег втыкать? Кайф-то в чём?»
«Не знаю, попробовать надо...»
И он неуклюже спрыгивает с кресла, а я следом за ним, и мы образуем кучу-малу, не успевая увернуться от следующего. Ближе к вечеру у каждого вырастает по шишке – у меня на лбу, у него над ухом. Тарасыч за ужином смеётся:
«Да, наблюдал я вашу физкультуру, клоуны... Ехал метрах в десяти после вас...»
И, как всегда, пыхает своим мистером Немо...
Но нас ждёт Прага, и это должно стать главным событием. Ярким солнечным утром наш автобус паркуется у большого шестиэтажного корпуса общаги с названием «На Ветрнику». Тут нам предстоит провести целых десять дней практически на вольном выпасе: посещение Карлова университета, прогулки по городу в сопровождении Йозефа и его напарника Рихарда, который присоединяется к нам с сегодняшнего дня, самостоятельные поездки, посещение музеев, выставок, театров и кино – без ограничений и за счёт принимающей стороны. Короче, свободное время, слабо контролируемое Тарасычем. После заселения он ведёт нас всех пешком в Летну, где на крутом берегу Влтавы расположен его любимый кабак, и даёт всего два напутствия:
«Первое – по Праге ходить только пешком, второе – если что, бежать в Летну и искать меня в кабаке...»
На сём мы расстаёмся, и под руководством Йозефа обходим практически все Градчаны, оставляя на завтра историческую часть на другом берегу. Горки тут, однако, не слабые: кое-где приходится карабкаться вверх как альпинистам, зато такие виды, что я спускаю за день восемь плёнок и так вхожу в азарт, что не сразу могу остановиться. Впрочем, дефицита тут нет, да и денег у меня осталось достаточно.
Подарки всем родственникам в виде разного богемского стекла и всяких безделушек я уже приобрёл, а сам прибарахлился тремя парами джинсов, кожаной курткой, модными башмаками на каблуках в ковбойском стиле и даже парой классных наушников.
Рихард объявляет:
«Все билетки можно оплатить. Сдавайте мне, с отчётом, куда и когда ходили, цо видели...»
Заманчивая перспектива. Для начала мы с Кирюхой идём в кино на «Saturday Night Fever», причём к нашим двум присовокупляем
