Среди алма-атинок встречаются настоящие красавицы, среди улиц – томные бульвары, на одном из которых мы с Кирюхой балуемся местным раритетом – напитком с гордым названием КАЗКСТАН СЫРАСЫ. Нам давным давно изсестно, что СЫРА на многих тюркских языках означает ПИВО, но мы искренне считаем, что советские СЫРАСЫ можно считать самостоятельным шедевром пищевой промышленности. Сырасы могут быть кислыми, мутными, не иметь пены, но иметь даже хлопья в своём составе. В данном случае мы имеем дело с весьма пристойным образцом отечественного пивоварения: он тёмен, крепок, прохладен и даже вкусен.
На соседней скамейке тоже сидят двое: коренастый дядя неопределённого возраста и длинный парень, стриженный под ноль. Наши взгляды случайно встречаются, и дядя делает нам с Кирюхой пригласительный жест: мол, идите к нам.
«Я – дядя Кирей. А это – Христофор, сын греческого народа...»
Христофор делает поклон, словно отыграл многоактную пьесу. А Кирей открывает зубами бутылку портвейна и даёт мне:
«Начинай...»
Надо так надо: честно отсасываю свою четверть. Потом то же самое делают все остальные. И как только Кирей ставит на землю пустой пузырь, нам в глаза начинает светить чей-то яркий фонарик. Это менты:
«Старший сержант Ульянов... Ваши документы!»
Паспорта отбираются и исчезают в кармане Ульянова. На свет выходят ещё двое: рядовой и курсант – бежать без документов бессмысленно, придётся идти на разборку.
Где-то в тихом переулке стоит автобус с надписью МИЛИЦИЯ на борту. Это обычный ЛИАЗ-677, куда Ульянов загоняет всех четверых и ставит курсанта нас охранять, а сам уходит, очевидно, за начальством.
«Куда это он?» - спрашивает у курсанта Кирей.
«Ща старлея приведёт, он вам, алкаши, покажет...»
«А план у вас на сегодня уже есть?»
«А тебе знать не положено, сиди тихо!»
И он показывает весьма не хилый кулак, отчего Кирей сразу замолкает – видать стреляный воробушек...
Старший лейтенант тянет килограмм на сто двадцать, он еле влезает в узкие двери и с одышкой забирается вверх по ступенькам.
«Ну что, граждане? Распитие спиртных напитков в общественном месте... Как будем решать вопрос?»
Его свинячьи глазки не выражают ничего, кроме привычной и вполне реальной надежды на неправедный куш:
«Начнём с хозяев. Вот ты, старик, иди в конец автобуса, садись на корточки с сделай пять приседаний. Ульянов – проследи!»
Ульянов встаёт на заднюю площадку автобуса, а Кирея ставит на наклонный пол в районе колеса.
«Давай!»
Бедный Кирей приседает один раз, два, три... А на четвёртом заваливается на бок, тихо матерясь себе под нос.
«Щас ещё за нецензурку оформим...» - обещает старлей, и по всему видно, что шутить он не намерен.
Кирея временно усаживают на сиденье.
«А теперь ты, длинный...»
Христофор приседает пять раз без напряжения и получает свой паспорт со словами старлея:
«Ещё раз за жопу возьмём – на пятнашку загремишь точно... Столица Казахской ССР! Что гостям показываешь?»
Христофор пожимает нам руки и быстро удаляется от греха подальше.
«А теперь гости нашего города... Молодые, сильные... С вас не по пять, а по десять приседаний и вертушка... Первый – пошёл!»
Десять приседаний я делаю легко, а потом Ульянов заставляет меня закрыть глаза и раскручивает как детский волчок. Понимая, что задача – не упасть, я пытаюсь удержаться на наклонной плоскости из последних сил, и, кажется, это удаётся.
«Так, второй пошёл!»
Кирюха тоже держится молодцом, в результате жирный старлей в открытую требует от нас десять рублей и обещает отпустить сразу. Выбора нет, достаём по пятёрке и тут же оказываемся на улице.
«У тебя башка не кружится?»
«Ещё как кружится... Куда нам идти-то?»
«Вроде туда.» - и он показывает вдоль бульвара.
«А мне кажется – туда...»
Решаем сначала пойти по бульвару, и он тянется и тянется, а заветной площади, где останавливается наш автобус, всё ещё не видно. Начинается какая-то трамвайная линия, по которой ползёт шумный РВЗ-6. Садимся, спрашиваем у водилы:
«Как найти остановку автобуса в сторону Талгара?»
Вопрос поставлен по-идиотски, мы оба это понимаем, но мозги и языки после этих ментовских процедур не шевелятся вообще.
«В обратную сторону, третья остановка, там будет ваш автобус...»
Только через час мы попадаем куда надо и успеваем на последний рейс драного ПАЗИКА, который и довозит нас до нашего лагеря.
Родной почти взбешён, он как пёс обнюхивает нас со всех сторон и долго думает, что же с нами делать. Но в результате говорит, что утро вечера мудренее, и идёт к себе в палатку спать.
Во время завтрака он зачитывает собственный приказ по экспедиции, в котором слышны грозные нотки:
«Участились случаи нарушения дисциплины... злоупотребление спиртными напитками... предупредить... вплоть до увольнения...»
Не станешь же ему рассказывать, что мы перед ментами нормы ГТО выполняли по художественной гимнастике...
Но сердится наш Юпитер недолго: уже в тот же день мы выезжаем на Медео, где с Кирюхой и Борей забираемся по лестнице на самый верх, а наше начальство ждёт нас в местном кафе, заказав по шашлыку и, как ни странно, бутылку шампанского. Родной встаёт и торжественно провозглашает:
«Ребята, поздравьте Владимира Николаевича, у него сегодня день рождения!»
Мы уже готовы облобызать именинника, но тот говорит:
«В-вчера был...»
Немая сцена на Медео... Родной заглатывает бокал, и сразу ещё один:
«Раз так – по машинам. Иссык-Куль нас ждёт...»
Боря только присвистывает из своей кабины: начинается сначала горный хвойный лес, за ним луга и ледники, от яркости которых слезятся глаза, и Родной заставляет его надеть тёмные очки. Вершины-пятитысячники, на перевалах не менее трёх. Мы медленно тащимся через Озёрный, потом дорога, состоящая из скользких гранитных валунов, немного спускается вниз, и за прямым отвесным карнизом начинается жуткий серпантин.
«О-о-овечья т-тропа...» - клацает своими гнилыми зубами Редуктор, крепко держась за борт машины.
В некоторых местах Боря вынужден вплотную прижиматься к вертикальной стенке и ювелирно выруливать между камней. Это продолжается часа три, пока, наконец, мы не спускаемся в долину вольной реки Чу. Это самое верховье: ледник, из которого она вытекает, виден невооружённым глазом. Вода в реке нам кажется чистейшей, особенно после всяких баршатасов и аягузов с их пустынными колодцами.
Зато тут совсем нет дров, а в жёсткий грунт весьма непросто вбить кол для установки палатки. Кирюха отправляется за хворостом, а я пытаюсь орудовать топором, загоняя колья в скальные расщелины. Родной, как всегда, забирается повыше и наблюдает вокруг. Изо рта у него валит пар: и впрямь холодно, а мы
