В костре приходится палить трухлявый карагач и вонючий можжевельник, но горят они долго и тепла дают много, и мы молча сидим у костра, разглядывая огромные звёзды.
«А-алголь...» - говорит Редуктор, показывая пальцем в сторону ближайшей горной вершины.
«Ща бы спиртяшки... После этих серпантинов-то...» - неожиданно говорит Боря. Родной лезет в свой фирменный портфель и достаёт оттуда плоскую металлическую фляжку:
«Ну, тебе сегодня полагается, а этим алкашам до самого Иссык-Куля сухой закон... Кстати, затра едем в аэропорт, прилетает моя жена, надо встретить. Так что ты, Борис, не увлекайся...»
Нетрезвый Борис, да ещё и в разреженном воздухе, представляет из себя странное зрелище: на ногах стоит плохо, спотыкается о каждый камень, часто икает, и не менее часто смеётся непонятно над чем. Кончается тем, что Родной заставляет его искупаться в реке, заворачивает в одеяло и, словно младенца, укладывает спать.
«Пока что лучший шофёр у меня за много лет... Уж сколько ездим, а он только в первый раз напился, да и то я ему сам налил... Бывают же люди...»
Наутро какими-то козлиными тропами мы преодолеваем следующий хребет и к полудню попадаем в курортную Чолпон-Ату, расположенную на северном берегу Иссык-Куля. Озеро потрясает своей красотой на фоне огромных гор, но главное – уникальный цвет воды: днём ярко-синий, утром – голубой, вечером – зелёный. Вода исключительно прозрачная, и её даже можно пить, хотя она и слегка солоновата – как суп, не больше.
Як-40 прилетает вовремя, и через полчаса у нашей машины появляется облачённая в красный сарафан дама-ягодка-опять, которая представляется Валентиной Амвросиевной.
«Слабо выговорить?» - шепчу я Кирюхе.
«Угу...» - мычит он, а она бросает на нас возмущённые взгляды – мол, хозяйка приехала...
Пока Родной получает багаж, все остальные лениво прогуливаются возле здания аэропорта. К нашей машине подходит компания аборигенов весьма юного возраста и с трудом вчитывается в номер:
«Тридцать восемь – сорок – ЭМ – КА – ШЕ... Это откюд такой машин?»
Остроумный Боря, не моргнув глазом, отвечает:
«А... С Марса... Далеко отсюда...»
«А-а-а...» - отвечают аборигены.
И самый смелый из них подходит к Борису поближе и начинает шептать:
«Камандыр! Дури купишь? Хароший дури, мелкий... Масква такой не купишь, восемьсот рублей литровый банка...»
Родной с чемоданом оказывается весьма кстати, и местная шпана тут же разбегается от одного его вида. А Борис потом долго думает: а что они такое предлагали и не продешевил ли он..
А дальше мы едем в Пржевальск, где на рынкке Родной раскручивает Редуктора на покупку баранины для шашлыков, а мы с Кирюхой пробуем местный специалитет под названием АШЛЯНФУ – супообразную горячую смесь, содержащую варёное яйцо, репчатый и зелёный лук, варёную картошку, морковь, лапшу, рисовую водку и... немного кипячёной воды.
Пока мы дегустируем в базарной столовке этот специалитет, к Боре подходит очередной абориген и предлагает насвай:
«Это не наракота – табак и извёсатака... Кидаешь одну какашаку под язык – кайфа!»
«Почём?» - интересуется Боря.
«Рупь пакет» - и киргиз протягивает ему маленькую бумажную «дозу».
Боря даёт ему рубль, открывает пакет и запихивает себе под язык целых две «какашки» для лучшего понимания вопроса...
Дальнейшее движение экспедиции проблематично...
Борис таращит на Родного красные глаза, бормочет под нос себе что-то несвязное, Валентина Амвросиевна стоит в сторонке, накапливая критическую массу гнева. И тут мы с Кирюхой вываливаемся из столовки, дыша рисовым перегаром...
«Все в кузов!» - рычит Родной, садится за руль и рулит километров тридцать до ближайшей заправки, где висит лаконичное объявление:
«72, 76 – НЕТ»...
Он заглядывает в кузов: Амвросиевна сидит, держа осанку, Редуктор спит на кошме, Кирюха и я валяемся рядом, Борис дополз на животе до самого борта, открыл брезент и рыгает прямо на дорогу...
«Сергей, ты опять не можешь навести порядок!» - говорит «хозяйка», пытаясь вылезти подышать свежим воздухом.
Родной заставляет нас вывести Борю наружу, обливает его дефицитной питьевой водой и орёт ему прямо в ухо:
«Быстро за руль, сука...»
Боря сразу внутренне концентрируется, заводит драндулет, достаёт заначку из двадцати литров бензина и медленно заливает их в бак.
«Шевелись!» - не на шутку расходится Родной.
До следующей заправки, на которой, слава богу, есть бензин, мы едем не быстрее сорока, и нам из кузова видно, как Родной нервно теребит ручку своего портфеля и иногда отдаёт несчастному Боре какие-то резкие приказы...
Только к концу дня мы доползаем до мелкого кишлака с названием Кайнар.
«Что значит КАЙНАР?» - спрашивает Кирюха у первого встречного.
«КИПИТЬ...» - сообщает тот.
Это худощавй парень лет семнадцати, в руке у него книга:
«Как закалялась сталь» - читаю я на обложке.
«Интересуешься?»
«А... Так - по школьной программе...» - скромно улыбается он.
«А у вас тут экспедиция? Увидимся...»
«А как это – КИПИТЬ?»
«Ну как – пыш-пыш...» - и он показывает жестами или взрыв, или извержение вулкана.
На полустрове Карабурун, выбранном Родным по карте, мы встаём лагерем в облепиховой роще на самом берегу. Пятиметровые деревья издают удивительный, неповторимый запах спелых кисло-сладких ягод, однако приближаться к ним – себе дороже из-за вездесущих колючек, особенно докучающих нам при передвижениях по пляжному песку. Эти кривые иголки впиваются в босые или слегка обутые ноги, хитро проворачиваясь в нежной плоти и обеспечивая болевой порог, сопоставимый с ножевым ранением или переломом...
Как всегда, мы с Кирюхой разгружаем машину, ставим палатки, разжигаем костёр, короче, обеспечиваем нормальную жизнь экспедиции до следующего перемещения в пространстве.
Но сегодня Амвросиевна следит за каждым нашим шагом:
«Ребята, вы ставите палатки неправильно!» - изрекает она. «Не надо растягивать колья! Надо их вбивать в землю, а потом наматывать на них верёвочки...»
Верёвочки... мать вашу!
Естественно, мы ставим так, как это делали всегда. Мастерство не пропьёшь и не купишь... В особенности, если это делаешь каждый день, и пока всё было в порядке.
Но тут выбегает Родной и кричит:
«Знаете что, дорогие мои... Это – наглость! Ставьте, как вам говорят!»
Нам то что. Свою палатку ставим как надо, их палатку – как просят. Боря дрыхнет в кузове машины, Редуктор в душе за нас – его палатка тоже поставлена по-нашему...
Ночью нас всех накрывает холодный северный ветер: со склонов Заилийского Алатау спускается воздушная масса с температурой, близкой к нулю. Палатки трепещут, а мы уповаем на судьбу...
Треск разрываемой ткани будит нас всех. Родной выбегает на улицу и орёт:
«Нарочно порвали? Я на вас управу-то найду!»
Брезентовая петелька, к которой крепится канатная растяжка, вырвана с мясом от напряга и колебаний, приходится найти небольшой камень, завернуть его в край брезента и туго затянуть верёвкой. Несмотря на вопли Родного, ставим колья нормально:
«Сергей Михалыч, теперь проблем быть не должно...»
Он глядит на нас, словно мы его убивать собираемся, но всё-таки молча заходит в палатку и застёгивает её на все молнии и
