В кондитерской многолюдно: человек пятнадцать стоит за тортами и пирожными, продавщица кричит:
«За тортами не занимать – кончаются!»
Протолкнувшись в соседний отдел, она спрашивает:
«Мне чаю на семь двадцать...»
«Какого – чаю? Вон витрина, выбирай...»
Брюнетка в халате явно не склонна шутить:
«Ну чё, немочь бледная?»
«Тридцать шестой... это – хороший?»
«Хороший!!! Пятнадцать пачек. Семь двадцать в кассу!»
«И зачем нам в экспедиции пятнадцать пачек?» - думает она, бредя по сугробам обратно домой, и не находит ответа...
Этот вопрос мучает её ещё много дней, пока, наконец, в оговорённый заранее срок, она не снимает трубку и не шепчет дрожащим голосом:
«Это Лена. По поводу чая. Я всё купила. Тридцать шестой, пятнадцать пачек...»
На часах восемь утра, и до меня, поднятого нежданным звонком с тёплой постели, не сразу доходит, кто звонит и зачем. О, боже! Ну почему бы не дать мне просто выспаться?
«Упакуй получше, возьми с собой. Чек сорхрани, потом отчитаешься. Не забудь. Вылетаем двадцать шестого, сбор в «Шереметьево-1» в одиннадцать в зале вылета внутренних рейсов... Повтори, что я сказал!»
«В одннадцать... в зале внутренних рейсов...»
«Шапка тёплая есть?»
«Поищу – старая...»
«А варежки, валенки?»
«Поищу...»
«Короче, ищи – без тёплой одежды и обуви там делать нечего... До встречи...»
«До свиданья...»
И я заваливаюсь обратно в кровать, но сон уже не идёт, поскольку мозг пытается вспомнить – что это за Лена такая, и как она выглядит. Безрезультатно: вспоминаю краткое собрание экспедиции, где должны были присутствовать все – её не помню. Может, это та маленькая с первого курса, что сидела на первой парте и всё записывала в тетрадку? А может, и другая.. Поживём – увидим.
Начальником у нас на сей раз Рубен Мнацаканян, аспирант-гляциолог. Это у него первый опыт руководителя, и он пытается, с одной стороны, быть демократом, с другой стороны – педантом. Журнал экспедиции он ведёт со всей скрупулёзностью, словно капитан «летучего голландца» накануне пропажи, пока что отмечая всякую дребедень навроде закупки пятнадцати пачек тридцать шестого чая за семь рублей двадцать копеек. Уже исписаны десятки страниц, а мы всё ещё не выехали за пределы Кольцевой дороги.
Кроме Рубена в экспедиции присутствует сексуальный гигант Кирюха, куда ж без него? Остальные – незнакомая поросль с первого курса. Приходится как-то соответствовать...
Рубен по-серьёзному накачивает нас, чтобы мы взяли шефство над молодёжью:
«Старые экспедиционные волки... Корифеи тайги и пустыни... Короли железных дорог и автостопа...»
Короче, наплёл он им про нас с три короба, обещал, что все две недели, пока будет длиться наша поездка, станем мы рассказывать им разные страшилки про трудную и весёлую жизнь в полях. При этом сам он разговорчивостью явно не отличается и имеет намерение отсидеться в уголке...
Впрочем, стакан нальёт – расскажем...
С утра двадцать шестого сияет солнце, и ничто не предвещает проблем. Мы летим на Ту-134 в Архангельск, откуда через пару часов нас должен ждать рейс полярной авиации на Соловки.
С Кирюхой, по понятным причинам, общаться меня не тянет, стараюсь сесть в самолёте один. Но народу много, и рядом оказывается та самая маленькая Лена: она бесцеремонно занимает место у окна, но смотреть в него почему-то не пытается. А когда самолёт выходит на рулёжку, хватает меня за руку и начинает шептать что-то невнятное.
«Ты что – первый раз летишь?»
«Ага...»
«Ничего, хватайся за меня, и давай разговаривать. Не успеешь оглянуться – будем в небе...»
Наши руки сплетаются, и я стараюсь перекричать набирающий обороты двигатель:
«Тебя Леной зовут?»
«Да. А тебя все почему-то зовут Кисой. Мне – тоже?»
«Киса и есть. Чем ты хуже других? А тебе мы псевдоним придумаем... Вот как тебя папа с мамой в детстве называли?»
«Леной и называли. Англичанка в школе говорила – Хелен. Вот и всё, никакого выбора...»
«Хелен слишком официально, будешь у нас Хелли...»
Я оглядываю её с дурацким видом победителя, только что давшего племени дикарей непонятное для него латинское название. Она сидит, съёжившись от страха, пока наш гордый лайнер набирает высоту. Но стюардесса уже выходит в салон с напитками, а FASTEN SEAT BELTS над дверью, наконец-то, гаснет.
«Всё. Под нами десять километров...»
Свою руку она не убирает, так мы и летим, сцепившись, все два часа...
В Архангельске кружит позёмка, наш рейс на Соловки задержан до двадцати ноль ноль. Аэропорт забит ожидающими: местные рейсы один за другим откладываются из-за метеоусловий, в зале тепло и душно, из буфета воняет каким-то прогорклым маслом.
Но мы с Хелли уже не расстаёмся, переплетясь пальцами в минуту опасности. Мы разговариваем и о важном, и о ерунде, мы пытаемся узнать друг друга. С ней хорошо и просто, словно мы знакомы тысячу лет, но за эту тысячу лет никак не смогли наговориться.
«Мороженое любишь? Дай угадаю, какое...»
«Какое?»
«Пломбир в стаканчике с жирной розочкой из масляного крема... Ты берёшь его рукой и ощущаешь шероховатость жёсткой выпечки. А потом вонзаешь свои острые передние зубы в розочку и сразу познаёшь ледяной холод... А потом сладкий вкус...»
«Красиво, но я предпочитаю крем-брюле.»
«Ни крема, ни брюле не обещаю» - говорю я, когда мы приближаемся к лотку.
Так и есть, в наличии только молочное за тринадцать, это слежавшийся, хорошо промороженный брикет белого цвета, от которого с трудом можно оторвать голубоватую бумажную обёртку. Мы медленно идём вдоль скамеек, пытаясь найти пару свободных мест. Однако, граждане устроились капитально: кто-то спит, развалившись на узлах и чемоданах, две девицы расстелили спальники прямо на полу... Орут дети, под потолком вещает большой цветной телевизор...
«Киса... Это ТЫ?» - шепчет Хелли и поворачивает мою голову в сторону экрана.
Опять этот новогодний «огонёк», будь он неладен: мы с Региной, шампанское и прочий антураж.
«Кто она?»
«Да так, одна статистка из Химок...» - отвечаю я с максимально возможным безразличием, но в её голубых глазах вижу неподдельный интерес.
«А ничего статистка... Я бы даже сказала – хороша статистка...»
Подходим к нашим. Тут Кирюха тоже рассказывает молодёжи про «огонёк», привирает, не краснея... А они слушают: вот Костя Горохов с гитарой в чехле, вот Ирка, всё время пытающаяся быть к нему поближе, вот Анна Гончарова, закутанная в самовязанный шарф так, что её и не разглядеть... И тут гнусавый женский голос из-под потолка объявляет регистрацию на наш рейс.
Полный достоинства Рубен пересчитывает нас как чабан своих барашков – по головам и говорит:
«Вперёд!»
Ярко-оранжевый Ил-14 с надписью ПОЛЯРНАЯ АВИАЦИЯ СССР стоит на самой дальней стоянке в гордом одиночестве, кроме нас в нём собираются лететь ещё трое пассажиров. Стюардесса в единственном числе. Тут вам не лайнер АЭРОФЛОТА: она в унтах и форменном тёмно-синем утеплённом пальто:
«Поскорее посадочку –
