Таков был рассказ некоего отца Овидия Великопольского. Настоящим ли своим именем назвал себя этот священник, вымышленным ли, я не знаю. Наша встреча явилась волею случая. В одном из древних христианских храмов ко мне подошёл невысокий человек в чёрном и заговорил со мною. Мы беседовали о божественном, но, выйдя из храма и прогуливаясь возле него, перешли на иные темы. И тогда отец Овидий поведал мне то, что я изложил выше. Я исполнил его просьбу. И ещё я дал обещание, что сам не стану искать упомянутый тайник с ларцом. Ключевые слова, разбросанные мною в разных частях моей книги, должны привести к первому из пятерых товарищей моего собеседника. От него можно узнать ключ к первому звену шифра. Новый шифр призван направить ко второму посвящённому, и так далее. Я не знаком с этими людьми, не знаю и их имён, ибо поклялся отцу Овидию не пытаться расшифровать их имена и место, где их следует искать. Не знаю я также, где можно найти и самого священника, ибо вскоре он покинул храм свой и подался в неизвестные мне края. Правда, название храма, в котором мы встретились, я упомянул в моей книге. В ней спрятано и описание старинного села, где стоит этот храм. Все люди, о которых здесь идёт речь, отнюдь не дряхлые, весьма крепкие здоровьем; они проживут ещё многие лета. По крайней мере, в этом меня уверял отец Овидий, и у меня нет оснований сомневаться в его правдивости.
А вот сам я, к сожалению, уже почти десять лет лежу в могиле. По выходе книги в свет меня пытали и зарезали некие искатели золота отца Овидия.
Сон 9
СПАСИТЕЛЬ
Едва уснул, а мысль уже готова родиться в шизофренических дебрях расплавленного мозга. Убить её в зародыше или заставить жить в веках?
- Ты же знаешь, как я ненавижу! – сказал он.
- Нет, ты не Спаситель! – ответил я.
Противно жить, господа! Мрак моей жизни – то же болото; и болотные травы не перекурятся, подобно табаку; и мутная жижа не будет выпита, как нектар. Мои дни, ощупанные сердцем, шагают по проволоке нервов. Утро – и опять хмельное вино и жареное мясо, опять игрища и гульбища, опять опустившиеся, развратные женщины.
- Ты же знаешь, как я проклинаю! – сказал он.
- Нет, ты не Спаситель! – ответил я.
Теперь припомню всё, что было прежде. Но и тогда я не жил, мною подло распоряжалась судьба. Я мыслил тоскливо и праздно, я весьма лениво признавал, что слишком много расплодилось всякой нечисти. Но почему-то именно в то время я начал расследовать судьбу Спасителя.
- Ты же знаешь, как я презираю! – сказал он.
- Нет, ты не Спаситель! – ответил я.
Тот, кто просидел в кустах, тот, кто струсил и предал – кто он? Какое следует ему наказание? И что ещё нужно тебе, о мой больной мозг?
- Ты же знаешь: я всё уничтожу! – сказал он.
- Нет, ты не Спаситель! – ответил я.
Расписанная лживо судьба становится ненастоящей. Вот и библия – ложь. Спаситель не распят, не прибит гвоздями – ничего этого не было. Вот он, сидит со мною рядом и добродушно глядит в мои глаза. Мы пьём вино, заедаем его мясом и разговариваем о пустяках. Расстояние между нами давно сократилось, я вижу в Спасителе того, кто мучается и страдает со мною. Если мне опротивели пьянство, обжорство и прелюбодеяния, то и ему – тоже. Если его ругают и забрасывают камнями, то и меня – тоже. Мы сочувствуем друг другу и казним самих себя за грехи. И мы ощущаем, что мы есть, что мы живые, что мы осязаемые… И мы вместе страдаем за глупое человечество…
- Ты же знаешь, что я всегда с тобою! – сказал он.
- Да, ты Спаситель! – ответил я. – Ты всегда со мною!
Сон 10
РУКА В КАМИНЕ
Огонь разгорался. Я сидел перед камином и размышлял о последних делах моих. До сего часа всё получалось так, как я задумал. Вчера я заставил себя разбить старинное зеркало, удивительно красивое фамильное зеркало в серебряной оправе. Каждое утро, едва занимался рассвет, я видел себя в этом зеркале. А по ночам оно будило меня, летая над постелью. Оно жаждало, чтобы я видел себя и ночью. Это зеркало – мой брат; он хотел моей смерти, но вызвал лишь безумие. Я разбил зеркало и тем самым окончательно убил, уничтожил моего брата и почти все воспоминания о нём.
Откровенно говоря, я убил брата раньше; его тело погибло страшною смертью, в которой я себя не виню. Он, тогда ещё не окончательно мёртвый, тоже не винил меня: он только напоминал. Каждуюполночь,незримо приходя в мою спальню, он сперва водил зеркалом пред моими устами, дабы удостовериться, что я не умер от удара. В последнюю ночь он не нашёл зеркала; брат жутко рассердился, ибо понял, что я уничтожил его самого. Ему удалось собрать остаток сил; влетевшая в комнату пустая серебряная оправа с силою ударила меня по голове. Я понимаю его. Брат считал, что я должен жить долго, оставаясь его вечным рабом, предметом его издевательств. Но не бывать тому! Через несколько минут всё кончится.
Мы поссорились в канун Рождества, два года тому назад. Брат был страшно возбуждён: на балу у Реммуса он выпил много шампанского, потом барышни втянули его
