Человек пришёл в себя, огляделся вокруг и понял, что наступила ночь. Рядом с ним спал другой человек – то была женщина. Вскоре она проснулась от грубого толчка в бок. Хриплый голос спросил из темноты:
- Ты кто?
- Любовь твоя. Так ты меня называешь. Иль забыл?
- Мне наплевать, как я тебя называю. Ты кто?
- Какой смешной! Ну, я человек!
- Ах, ты человек! Я не ослышался? Сейчас я покажу тебе, какой ты человек!
До утра перед мысленным взором ошеломлённой женщины открывались невиданные доселе тайны её существования.
- Так ты считаешь себя разумным существом? – орал человек. – Так это твой разум породил цивилизацию? Нет, твой разум – орудие разврата и насилия. Во что ты превратилась? Во что ты превратила мир вокруг себя? Знаешь ли ты, тухлый продукт предков, что эпоха агонии – результат твоих преступлений?
- Что ты надо мной издеваешься? Будишь среди ночи, порешь всякую чушь… Ложись-ка спать.
- Слушай, дура! Ты умрёшь позорною смертью! Твой разум не покорит космоса и не спасёт твоего тела в момент наступления истины! Твоё покаяние окажется настолько несвоевременным, что некому будет прощать твои грехи. Понимаешь ли ты это?
- А-а-а, я поняла. Ты всё-таки приложился к графину, пьянь зелёная!
- Э нет, я не пьянь. Я просто рыбка. Золотая рыбка. Я плаваю в холодной речке и играю с солнечными бликами. Хочешь стать серебряной рыбкой? Нам будет хорошо вдвоём.
- Сколько ты выпил, гад?!
- Думай, несчастная, гляди и прозревай! У тебя есть мозг, чтобы думать; глаза, чтобы видеть; душа, чтобы чувствовать! Ага! Ты молчишь, ощущая правду! Ты стала злой и угрюмой. Так оно и бывает. Так кто же ты?
- Отстань, забулдыга.
- Твой ответ застрял в извилинах мозга! Твой ответ копошится в недрах сознания! Так слушай же: ты – дрянь!
- Сам ты дрянь.
- Э нет, я рыбка! Золотая рыбка!
Дума 8
ГОЛОД
Скоро начнётся праздничный ужин. Двери столовой ещё не отворены, и нам пока остаётся мечтать о том, каким будет сей ужин.
Представим, что посреди огромной комнаты стоит длинный стол, накрытый белою скатертью, а на нём расставлена дорогая посуда: белеют тонкие фарфоровые тарелки с золотыми вензелями; ослепительно сверкают хрустальные фужеры и рюмочки; серебряные вилки и ножи колют глаза бесстрастным блеском. Всё убранство изысканностью форм подчёркивает собственное достоинство.
Входят люди в белых одеждах и колпаках; каждый несёт какое-либо кушанье. И вот на самой середине стола разлёгся жареный поросёнок, возбуждающий аппетит одной своею румяною наготой, порочной и бесстыдною; из поросячьей пасти кокетливо торчит пучок зелени; жирное тело окружают каперсы и артишоки, выложенные удивительным орнаментом. Сосед поросёнка – огромный осётр – вальяжно развалился в длинном блюде; его окружили тонко нарезанные лимончики со свежею зеленью и маслинами. На маленьких блюдах плачет младенческими слезами сочная жирная сёмга и темнеют деликатесные змеевидные угри. Маринованные белые грибы в маленьких тарелочках источают приятный, только им присущий аромат; из круглых мисочек, наполненных корнишонами и малюсенькими солеными помидорчиками, струится истинное благовоние; общество холодных закусок дополняют ветчины, балыки и всевозможные колбасы – всё с укропом, горчицей и зелёным горошком; однако венцом сего собрания вскоре станет заливное мясо с хреном, приготовленное по-русски. На отдельном столике подкатывают бутылки. Тут и водочка, холодная и прозрачная, в запотевших графинах; тут и французское шампанское в серебряном ведёрке со льдом; тут и выдержанный херес в старинных пыльных бутылках с клеймом. О, сколько благородной страсти – и одновременно умиротворения – в этих драгоценных бутылках! А ещё к столу подадут огненный украинский борщ, за ним – нежную кулебяку с сочным мясом; в конце ужина поспеет кофе с ромовыми бабами, марципанами и коньяком. Ценители сладкого ликёра выпьют по маленькой рюмочке этого душистого вязкого зелья; потом все выйдут в курительную, рассядутся в покойные кресла и закурят толстые сигары, дым которых полетит в камин, где уютно потрескивают жаркие поленья. Этим и закончится сей великолепный ужин; верьте слову – он надолго останется в нашей памяти.
Жорж Драный перевернулся на нарах, затем поднялся, стряхивая с себя остатки сонного очарования. Дверь в темницу отворилась; Жорж сглотнул голодную слюну и нахмурился. Тюремщик внёс миску баланды и кусок чёрствого хлеба. Узник тяжко вздохнул, придвинул миску к себе и принялся с отвращением хлебать безвкусную бурду.
Дума 9
ДЕРБЕНДЮЛЬ
Правдиво вещаю вам: в начале было слово. И слово это – Дербендюль. Не знаю, откуда оно взялось. То ли снизошло свыше, то ли тыркнуло сдуру. Проще говоря, это мой персонаж. Теперь я стану сочинять произведение о нём, дабы он возник на сцене жизни.
Теодор Маркин, он же Пушистый Зайчик, крутит синематографический аппарат. Зрителю является штормовой океан, мотающий по волнам своим трёхмачтовый барк с сине-красной рыбой на флаге. В капитанской каюте сидит капитан Дербендюль с фужером виски в руке; напротив него качается на плетёном стуле его нетрезвый помощник. Всюду пустые бутылки, окурки сигар и остатки пищи. К стене прилип свиной студень. Сытые мухи с трудом отрываются от стола, в пресыщенном полусне взлетают на фут вверх, плюхаются в грязные тарелки и стаканы. Дербендюль и его помощник упились спиртным от страха, но теперь они настроены на иронию и сарказм. Сейчас начнётся действие, а вы представьте себя на месте моих героев.
Когда Дербендюль вылил в фужеры остатки виски, опустошив третью бутылку, на его долю посягнула некая муха. Она упала на поверхность жидкости кверху лапками, и тут же отчаянно заболтала ими. Пьяным морякам явственно послышался женский крик: «Спасите!!!». Ироничный Дербендюль проник мутным взглядом в фужер.
- В чём дело, мадам? – осведомился он.
Ответом ему было молчание под звуки шторма и плеска мушиных крылышек. Дербендюль, однако, продолжал:
- Мадам, я вполне понимаю вашу озабоченность создавшимся положением. Верьте слову, я всей душою желаю помочь вам, но прошу понять и меня: ни одна из моих шлюпок со спасателями не войдёт в этот фужер!
Теодор Маркин, он же Пушистый Зайчик, по моей просьбе остановил на минутку синематографический аппарат. Теперь я должен дать вам биографический портрет Дербендюля. Так принято у сочинителей.
В юности наш герой слыл пошлым грубияном. В родном городе его не любили и боялись. По ночам он бросался на прохожих с финским ножиком, крича на всю улицу:
- Гони червончик, а
