Прошу не принимать моё творение всерьёз. И упаси вас бог принять его как руководство к действию.
ПЬЯНЫЙ ВИРУС
Сидоров метался по своему простоквариуму. Его мучили видения: какие-то красные пятна в голубом тумане и малиновые ветры с золотыми позументами. Из их сумбура и хаоса часто выплывала хамская рожа Дрыльпупеля, навевавшая особенно гадкие воспоминания и мрачные мысли. Красные пятна ниспадали на его веки, линзам подобно; голубой туман ткался в одежды небесные; малиновые ветры зажигали зарю на востоке; золотые позументы, кривляясь, лепились в орденские ленты. Свинцовые думы Сидорова, однако, вытекали не столько из игры красок, сколько из того факта, что нечистой памяти Дрыльпупель своим зловредным гамма-пельменьмейстером распотрошил интеллектуальную базу Дербендюля и убил профессора Какеля.
Сидоров не жалел ни Дербендюля, ни Какеля. Он не хотел помочь им; а если бы и хотел, то не смог. Более того, он даже не знал их. Этих совершенно разных людей вовсе ничего не связывало. Профессор Какель обладал званиями заоблачными и недосягаемыми, будучи к тому же богатым и знаменитым; Сидоров же, скромный исследователь, не имевший сиих достоинств, не смел и приблизиться к Какелю. Дербендюль, напротив того, слыл интеллектуальным бандитом – по слухам, он порабощал альфа-проносимцев и андропендуидов.
Сидоров же изучал альфа-проносимцев и андропендуидов; ему казалось порою, что они понимают его речь и становятся друзьями. Некоторые зачатки интеллекта оказались им свойственны. Приборы показывали высокий уровень их ненависти к Дрыльпупелю, вернее, к квазипространственному приоритету последнего. Дрыльпупель деморализовал диалектические и трансляционные концепции и разрушил тенденции к инновациям в нашей галактике. А ещё он помешал альфа-проносимцам реализовать ментальные инсинуации в области антропометрического маразма.
В то же время Дрыльпупель был членом, и не простым, а почётным и привилегированным членом Общества Шизофренологов. Он открыл энцефалопатический вирус, изучил его и создал несколько научных трудов на эту тему. Вирус оказался возбудителем интерэнцефального бредового синдрома, сопровождающегося алогическими интертрепациями дефекационного типа. Натура Дрыльпупеля изобиловала и недостатками, о коих вряд ли нужно распространяться, ибо он до наших дней считается крупным учёным и умнейшим человеком; он (посмертно) остаётся академиком национальной академии Пупа Земли и председателем клуба Несуществующих Мозгов.
Так вот: безграничные умственные способности привели Дрыльпупеля к выводу, что альфа-проносимцы небезобидны, а виноват в этом Сидоров. Дрыльпупель считал, что ненависть к его квазипространственному приоритету рождается в простоквариуме. И эта ненависть вскоре принесёт естественную смерть диэлектрическому консенсусу, его любимому детищу. Вот поэтому, вооружившись гамма-пельменьмейстером, Дрыльпупель атаковал прежде всего интеллектуальную базу Дербендюля, каковая считалась прочнее интеллектуальной базы Сидорова. Он нейтрализовал таким образом мечущегося в нерешительности Дербендюля и доказал самому себе, что и Сидоров не всемогущ.
Да! Гамма-пельменьмейстер, несколькими днями ранее изобретенный доктором потенциометрических наук Фраерцыгелем, давал ХУ-импульс, смертельный для человека без астральной капсулы на расстоянии ста метров. Едва профессор Какель сформулировал идею создания камеры для сохранения несохраняемого, как тут же попал в поле ХУ-импульса и погиб в страшных мучениях. Становилось ясно, что Сидоров теперь вряд ли сможет свергнуть Дрыльпупеля с его пьедестала.
В своё время злые языки распространяли слухи о том, что Дербендюль работал вместе с доктором Фраерцыгелем, и их делишки попахивали поганенько. Поговаривали: мол, Дербендюль причастен к разработке способов физического уничтожения астральных капсул вокруг творчески одаренных индивидуумов. Из чего следует, что Фраерцыгель должен был пребывать в досаде из-за потери своего соратника, пусть и предполагаемого. Стало быть, между ним и Дрыльпупелем могла разгореться вражда, возможно, до поры скрытая.
Итак, диспозиция ясна. Теперь Сидоров, известный уже нам, мечется по простоквариуму. Видения, красные пятна, голубой туман, малиновые ветры, золотые позументы, хамская рожа Дрыльпупеля – и целые полотнища мыслей, кроящихся и сшивающихся в чрезмерно напряжённом мозгу сего ученого мужа. Склонный к анализу и синтезу, он прогнозирует возможные последствия опасных игр, затеянных интеллектуалами, коих имена неоднократно упомянуты выше.
Перед Сидоровым лежали три пути разрешения возникших трудностей. Первый: созвать научно-практическую конференцию под собственным почётным председательством и с вынесением на повестку дня выступлений Дрыльпупеля и Фраерцыгеля. Второй: открытое разоблачение в печати всех тёмных дел этих двух врагов. Третий: тихое физическое уничтожение – их же. Но вот ведь беда: конференция грозила закончиться кровавым мордобоем среди её участников, а разоблачение – бурным судебным процессом над двумя маститыми учёными и не менее маститыми преступниками, после какового Сидорова станут преследовать их прислужники – и дело кончится либо ликвидацией Сидорова, либо всё тем же пресловутым мордобоем в применении к нему же. Остаётся тихое физическое уничтожение. Убийство то есть. Но как его осуществить?
Сидоров ещё стремительнее запрыгал по простоквариуму. И вот во время самого резвого подскока к нему пришло неожиданное решение. Он с радостным воплем шарахнул кулаком по собственному гениальному лбу: то, над чем он мучился сутками, копаясь в бездонных недрах интеллекта, лежало на поверхности. Об этом нужно было вспомнить в первую очередь! Дело в том, что Сидоров совсем недавно вывел синтетический вирус, который мог стать массовым оружием будущего. Вирус появился на свет в стыдологической камере, сконструированной самим Сидоровым, а материалами послужили радиоактивный люмень и прокисшее молоко, смесь которых Сидоров бомбардировал эпсилон-частицами в ультрафиолетовых лучах. Никому ещё не известный – а стало быть не могущий быть обнаруженным кем-либо – вирус Сидорова, попадавший в организм человека, разрушал сенсорику и моторику последнего, навсегда лишал его возможности трезво мыслить и совершать точные телодвижения. Заражённый погружался в непроходящую эйфорию, в ощущение безграничного счастья и веселья, и ему казалось, что всё в этом мире хорошо и правильно, что ничего не стоит менять и ни к чему не надо стремиться. Эта эйфория напоминала опьянение алкоголем, разве что больной чувствовал себя более весёлым, хотя ему оставалось совсем немного жить на белом свете. Вирус обеспечивал небывалый душевный подъём до смертного часа, и человек умирал неслыханно счастливым. Далее можно пустить в ход рассуждения о гуманизме, но, простите, оно нам не потребуется.
О пьяном вирусе нужно сказать ещё то, что он, как большинство вирусов, не мог существовать вне живой клетки, но имел одну удивительную и
