Плотная бушующая завеса укрыла землю от затмения, и стало темно. Лишь вспышки молний прорезали густой мрак. Генхард оцепенел, потом подбежал к Астре и потряс его за плечи. Калека опомнился и ощутил сильное жжение в глазах. Веки не опускались. Прошла минута, но тело не слушалось. Астре не чувствовал себя целым. Часть его духа словно бы до сих пор кружилась в хороводе капель и никак не могла уместиться в тесную оболочку. Через мгновение калека забился, как припадочный. Он почти оглох от стука сердца и шума крови. Генхард что-то вопил, но его голос был размытым, отдаленным. Потом стало легче, тело снова сделалось эфемерным, Астре продолжал расползаться, распадаться во все стороны, мешаться с воздухом и каплями хлынувшего дождя. Он превратился в пепел – легкий, рожденный тысячью пылинок, вездесущий. Впору было разлететься по ветру и исчезнуть, но кто-то не позволил этому случиться. Из ниоткуда возникла стена. Каждая частица Астре уперлась в преграду, и кольцо принялось сжиматься. Оно приближало дух к безвольной оболочке, настойчиво, грубо вдавливало в тесноту плоти. Калека начал собираться, сливаться воедино. Крупинка за крупинкой все возвращалось на свои места.
Астре наконец опустил веки, и перед взором вспыхнул образ незнакомого юноши: усталого, в пыльной, потрепанной одежде. У него были бирюзовые глаза, на свету казавшиеся зелеными, а в тени голубыми, и густые каштановые кудри. Астре узнал и его имя – Нико, – но образ тут же расплылся и исчез. Калека ощутил тряску от рук Генхарда, тепло его ладоней. Услышал шум ливня и громовые раскаты.
– Да очнись же ты! Прокляту-ущий! Чернодень настал! Настал уже! Чего делать-то?! Делать чего?!
– Буди всех. Нужно уходить, – прохрипел Астре, едва придя в себя.
Вода, капавшая с волос, текла за шиворот, охлаждала натертые веревками запястья. Генхард разбросал траву и стал хлестать спящих по щекам. Почему он не ушел? Для чего ждал приказа, когда мог бежать сломя голову в поисках убежища? Один за другим дети кое-как очухивались. Голос Астре помогал им прийти в себя.
– Поднимайтесь. Нам надо уходить, пока гроза не закончилась. Там, с краю поля, заброшенная мельница.
Астре увидел ее с высоты птичьего полета и запомнил образ.
– Где? – выпучился Генхард.
– На юго-западе, вон за тем холмом.
– Да ты сдурел, куценожка! Не дойдем же!
– Хватит скулить! – отозвался Марх. – Сколько у нас времени до чернодня?
– Он уже идет, – спокойно сказал калека. – Но тучи укроют нас на какое-то время. Нужно добраться до мельницы.
– Да где она?! – Генхард ловил каждую вспышку, пытаясь разглядеть убежище. – Ничего я не вижу!
– Развязывай Астре, болван! – рыкнул Марх, отвесив парнишке оплеуху. – А вы чего разлеглись? Вставайте живо!
– Ой! Х-холодно! – пискнула Яни.
Сиина сонно огляделась. Тут же вскочила.
– Все живые? Где вы?
Вопрос утонул в струях дождя.
– Да живые, сестрица, живые! – успокоил Марх, помогая подняться Рори.
Всполох молнии выбелил его лицо, и снова наступила темнота. Сиина щупала землю рядом с собой. Дети перекрикивались, цеплялись друг за друга. Перепуганные, замерзшие и мокрые до нитки. Генхард усадил Астре на закорки. Марх поднял Илана. Сиина отыскала Дорри, обняла, рыдая. Яни намертво вцепилась в подол ее платья.
Спотыкаясь в темноте, хлюпая по лужам и почти ничего не видя за пеленой ливня, они двинулись вслед за Генхардом и Астре. Парнишка причитал так громко, что можно было не бояться отстать.
Местные поля забросили с тех пор, как прах порченых стал гулять по округе. Путь до тленных земель был слишком дальним, и Валаарий велел сделать местом казни эту степь. Здесь перестали сеять хлеба и заготавливать сено. Водяная мельница на реке Улья превратилась в дом для птиц и сквозняков. Плотину давно прорвало, сломанное колесо доживало век без пользы. Гнилые доски пола проваливались, но в крыше не зияли дыры, и этого хватало для спасения. Когда беглецы добрались до хижины, дождь стряхивал с подола туч последние капли. Небо обещало вот-вот проясниться.
Генхард толкнул расхлябанную дверь и ворвался в холодный сумрак комнаты. Там он небрежно скинул Астре, бросился к ставням на окнах и с облегчением понял, что все до единого закрыты. Убедившись в безопасности, вороненок сполз по бревенчатой стене, скрутился калачиком на полу и тихо зарыдал. Марх забежал последним, проверил, все ли на месте, захлопнул дверь, задвинул засов. Повисла тишина, пропитанная шлейфом отступившего ужаса.
– Так мы, что ли, живые до сих пор? – наконец опомнился Илан.
– Да уж не дохлые, – съязвил Марх. – Патлатый нам подмог, что ли?
– У-у-у-у, – донеслось из угла завывание Генхарда. – Натерпелся из-за вас, проклятущи-и-их!
– Ты как? Сиина присела на корточки рядом с Астре, взяла его дрожащие руки в свои, пытаясь согреть, но у самой ладошки оказались ледяными.
– Запястья жжет немного, а так ничего.
Калека притянул ее и крепко обнял. Запах ромашки и сена в волосах сестры мешался с дыханием дождя. Теперь Астре понимал, как чувствовал себя Иремил, возвращаясь после долгих походов к семье.
– Замерзли все, – взволнованно бубнил Рори, ходя взад-вперед. – Хоть бы огонек сообразить.
– Вон, за дверь выйди, погрейся, – огрызнулся Марх.
Илан рассмеялся, да так заразительно, что остальные заулыбались.
– Ох, ну ты скажешь! Я же правда чуть не вышел!
– Да у тебя совсем в голове тю-тю! – вставил Генхард, продолжая всхлипывать.
– Так это ты нас всех развязал! – обрадовалась Яни. – Дай я тебя обниму!
– Кшы от меня! Кшы!
– Ой!
Девочка споткнулась обо что-то в темноте. Слышно было, как Генхард спешно отползает в сторону. После случившегося ноги его не держали.
– А ну уйди! Уйди, уродка!
– Вот я тебя обниму, и согреешься, не плачь!
– Яни, оставь его, – посуровела Сиина.
– Он теперь мой спаситель!
Яни изловчилась звонко чмокнуть Генхарда в мокрую, соленую от слез щеку.
– Ай! Фу! – Бедняга подпрыгнул от неожиданности.
– Дуй уже от него! – не выдержал Марх, оттаскивая девочку в сторону.
– Поищите какие-нибудь небольшие деревяшки, – попросила Сиина. – Нужно Рори руки перебинтовать хорошенько.
Бедняге их сломали еще на Пепельном острове. Очнувшись от мор-травы, Рори по приказу Астре порвал веревки и накинулся на обидчиков, но его быстро подмяли и скрутили.
– Надо бы. Ты мне на корабле хорошо сделала. Не болели почти. А те дощечки, наверное, выкинули, когда к столбам нас вязали.
– Деревяшки – это моя работенка! – оживился Илан.
Он нащупал какой-то ящик и попытался оторвать от него боковину. Дернул раз, другой, но слабость давала о себе знать.
– Крепко сидит, чтоб ее. Надо попробовать разбить чем-нибудь тяжелым.
Яни деловито отпихнула брата.
– У тебя руки сломаются быстрее, чем эта до щечка!
Она поднатужилась и вырвала часть ящика вместе с гвоздями.
– Эта малявка меня пугает, – признался Марх. – Когда вырастет, силища будет похлеще, чем у Рори.
– Она
