Молодой человек сидел на кровати, опустив голову, и не пошевелился при виде отца.
— Эрнест… — мягко начал Сен-Бриз, но больше ничего не успел добавить: сын вскочил и бросился ему на шею, с силой сжал в объятиях, и прошептал что-то неразборчивое.
Граф едва не задохнулся от волнения — в последний раз Эрнест подобным образом выражал чувства, когда ему было одиннадцать. Он поднял руки, хотел обнять сына, но только беспомощно погладил его по плечу.
И так же беспомощно спросил:
— Что с тобой?
— Ничего, — Эрнест отступил, и лицо его теперь приобрело обычное ироническое выражение. — Твое бургундское бросилось мне в голову, и я глупо расчувствовался. Да, ты прав, я невежливая свинья. Сейчас пойду и попрошу у всех прощения. Ты доволен, папа?
— Сынок, я доволен… Но ты не должен… нет: я прошу тебя не делать того, чего тебе на самом деле не хочется.
С этими словами граф шагнул вперед и сам неловко обнял своего мятежного сына…
…Когда Сен-Бризы вернулись в столовую, Шаффхаузен понял, что между отцом и сыном только что произошло нечто значимое — это читалось на их лицах, хотя они оба тщетно пытались спрятать переживание под более привычными масками. Глаза графа влажно блестели, Эрнест же немного сутулился, словно прятал в груди от посторонних взглядов что-то несомненно ценное и очень хрупкое…
Молодой человек сразу же подошел к Лидии, и, церемонно взяв ее за руку, запечатлел на запястье девушки поцелуй:
— Прости, моя дорогая, я был не в себе. Это все папино вино, оно вечно играет со мной злые шутки. Прости меня, пожалуйста, я был не прав и глубоко раскаиваюсь.
Лидия хмурилась — язвительный ответ висел на кончике ее языка, но граф и доктор явно ждали от нее более милосердного слова. И она заставила себя улыбнуться:
— Ну хорошо, Эрнест, я тебя прощаю. — голос ее звучал все же довольно резко и холодно. — Но больше чтобы ничего подобного не было! Терпеть не могу грубости…
— Ты права, моя радость. — он коснулся губами ее щеки. — Мир? Доктор Шаффхаузен, и вы тоже извините меня. И в знак моего полного раскаяния готов принять немедленную епитимью. Лидия, помнишь, ты хотела посмотреть на коллекцию папиных орхидей? Он тебя проводит в оранжерею… да, папа? А я в наказание останусь тут, развлекать доктора Шаффхаузена. Верно, месье?
Тут он обернулся и посмотрел доктору прямо в глаза…
Отчаянный призыв о помощи, так явно обращенный к нему, не мог быть проигнорирован врачевателем души. Шаффхаузен важно кивнул в ответ:
— Да, Лидия, вы можете быть спокойны. Нет худшего наказания для молодого человека, чем развлекать такого старого зануду, как я.
Девушка понимающе кивнула ему и не удержалась от того, чтобы подмигнуть одним глазом — жест озорства и сообщничества. С видом победительницы она прошествовала в сопровождении графа в сторону оранжереи, оставив Эрнеста «искупать свою вину».
Комментарий к Глава 6. Семейная сцена
1 Это как раз время “юннебелевского” периода Марэ, когда с 1958 в прокат почти ежегодно выходили фильмы “плаща и шпаги”, а с 64 по 66 год вышло три серии культового “Фантомаса”
========== Глава 7. Возвращение в Антиб ==========
Эмиль прилетел с конгресса по методам психоанализа в большой психиатрии, который проходил в Канаде, и наутро, отдохнувший и взбодренный чашечкой кофе, поехал в клинику. Предстояла большая творческая работа по осмыслению материалов, представленных коллегами и оппонентами, и доктор предвкушал, как распределит свое рабочее время, чтобы по максимуму уделить внимание своим свежим впечатлениям и новым идеям. Но, как говорит пословица, «хочешь рассмешить Бога — поведай Ему о своих планах»…
Сан-Вивиан встретила своего патрона целым ворохом новостей и срочной работы. Его личный помощник, сразу после приветствия и обмена первыми впечатлениями, протянул ему несколько листков с перечнем записи звонивших в отсутствие доктора пациентов и их родственников — половине из них требовалась срочная консультация по лечению, кому-то отсрочка по оплате своего пребывания в стенах клиники, кому-то — судебный иск на возмещение морального ущерба…
Из всего этого потока особняком стоял тревожный звонок графа де Сен-Бриз — помощник обвел его красной ручкой. И ниже была приписка, что так же на ипсофон (1) позавчера поздним вечером пришел звонок от Эрнеста Вернея, он хотел что-то сказать, но поняв, что беседует с бездушной техникой, повесил трубку.
Взяв листы с собой в кабинет, Шаффхаузен чувствовал, что его планам в ближайшее время не суждено осуществиться. Срочные счета, нелепые судебные иски от пациентов в рецидиве, нудные консультации по какой-нибудь ерунде навроде разрешения самостоятельно снизить дозу лекарства, да еще и какая-то очередная неприятность в семействе Сен-Бриз. Эмиль подумал, что напрасно взялся тогда за работу семейного консультанта для них, но теперь ему, видимо, предстояло ее продолжить…
Устроившись в кресле и отодвинув до вечера кейс с бумагами, он углубился в решение накопившейся рутины. Рассортировав большую часть дел, и вернувшись к списку звонивших, он повнимательнее прочел послание от Сен-Бриза:
«Доктор, это ужасно! Я сделал чудовищную глупость и снова подверг риску жизнь моего мальчика! Они расстались, но я сильно беспокоюсь за его душевное состояние, гораздо сильнее, чем за последствия этой мерзкой истории для себя самого! Пожалуйста, свяжитесь со мной, я возьму на себя все расходы! Умоляю!»
— Мило… неужто этот болван самолично решил скомпрометировать девушку перед сынком? Если так, то неудивительно, что тот снова помешался с горя… — пробормотал Эмиль, отыскивая в картотеке контакты графа — его местный номер и телефон в парижском особняке. Местный номер молчал, в парижском доме ответила горничная и полным тревоги голосом известила, что месье граф срочно уехал. Когда Шаффхаузен спросил ее, связан ли этот отъезд со старшим сыном, девушка на том конце провода жалобно всхлипнула и ответила после долгой паузы, что да, граф уехал в Биарриц, и что он опасается за жизнь месье Эрнеста из-за какого-то письма, которое получил от него сегодня утром.
— Хорошенькие дела! — Шаффхаузен положил трубку и забарабанил пальцами по столешнице. Рецидив суицида был серьезным вызовом его профессионализму, особенно если молодой человек на сей раз твердо решил, что жить ему незачем, раз его предали сразу два близких человека…
Однако, пока граф разыскивал сына где-то в Аквитании, по всему побережью басков, предпринять было ничего нельзя. Эрнест не перезвонил больше, и это было дурным знаком. Оставалось надеяться лишь на то, что катарсическое переживание случится с ним раньше, чем нечто непоправимое…
С этим неприятным осадком в душе, Шаффхаузен пообедал и проработал еще несколько часов, и уже собирался приступить-таки напоследок к своему кейсу, полному свежих знаний и впечатлений, как ординатор
