Испытав невероятное облегчение от этого известия, доктор попросил пригласить посетителя в кабинет и подать две чашки чая.
— Сюда, месье ви… месье Верней, — обреченно проговорил Жан Дюваль, открывая двери приемной. — Доктор ждет вас.
Каждый раз, когда любой из членов чокнутой семейки Сен-Бризов появлялся на горизонте, это не сулило ординатору ничего, кроме сверхурочной работы и постоянной тревоги — не то за себя, не то за доктора, не то за всю клинику. У него в ноздрях до сих пор еще стоял запах белил, которыми замазывали порнографические художества виконта на стенах часовни… И новое посещение Эрнеста пахло еще хуже.
Молодой человек, впрочем, не выглядел безумным — лишь очень грустным и задумчивым. Но его темные волосы, обычно распущенные как попало, на сей были аккуратно причесаны и собраны в хвост, под черную шелковую ленту, а вместо вытертых джинсов и художнической блузы он был одет в приличные светло-серые брюки и голубую рубашку. И пахло от него не крепким куревом в смеси с подозрительным запахом лекарств, а очень дорогим одеколоном…
— Благодарю, дорогой Эртебиз, — отозвался Эрнест на приглашение ординатора. — Вы неизменны, как часовой. Начинаю верить, что Сан-Вивиан — это моя личная Зона, только вот я настолько плох, что меня не берут на тот свет, и все время находят бюрократические предлоги для отказа. (2)
«Та-ак… Ну здравствуйте, месье виконт, вот вам и параноидальный бред!»
Дюваль неодобрительно посмотрел вслед молодому человеку, но тот уже переступил порог кабинета Шаффхаузена, и плотно закрыл за собой дверь.
— Добрый вечер, доктор, — начал Эрнест, остановившись посреди комнаты, и прищурился от яркого закатного солнца, бившего в окно. — Простите, что снова краду ваше время, но у меня есть уважительная причина. Только прежде всего должен признаться, что у меня почти нет денег, и если вы укажете мне на дверь, я на вас не обижусь.
Шаффхаузен ожидал увидеть мечущегося от душевной боли художника, а увидел скромного просителя без каких-либо видимых признаков душевного расстройства… И это его заинтриговало настолько, что вопрос о деньгах он решил урегулировать позднее.
— Проходите, присаживайтесь, месье. Раз вы проделали длинный путь сюда, то у вас есть на это свои причины, и этого мне пока вполне достаточно, чтобы хотя бы выслушать вас. Чай, кофе?
— Благодарю, доктор, — Эрнест опустился в кресло, проигнорировав вопрос о напитках, и сложил руки на груди. — Знаете… Я теперь понимаю, что чувствует смертник, когда его подвели к эшафоту и зачитали помилование. Он не рыдает от счастья и не кричит, а впадает в оцепенение. Позавчера я думал, что сегодня в это время меня уже не будет в живых. И однако ж, я есть… Передо мной снова лежит целая жизнь, и я понятия не имею, что с ней делать.
Он тяжело вздохнул и взялся ладонями за виски.
— Может быть, вы мне подскажете, месье?
— Подсказать вам, что дальше делать с жизнью, которую вы снова хотели прервать? Что ж, я бы с радостью предложил вам пару сотен вариантов, но, позвольте для начала узнать, что вас снова поставило в ситуацию выбора между жизнью и смертью? — спросил Шаффхаузен, мысленно восстановив послание графа де Сен-Бриз и формулируя свой следующий вопрос — Вы поссорились с вашей девушкой, с эм… Лидией? Или случилось что-то более серьезное, чем простая размолвка жениха и невесты?
В этот момент в дверь осторожно постучали, и дежурная сестра внесла чай на подносе. Рядом с дымящимися чашками стояли запотевшие стаканы холодного лимонада и благоухало в розетках варенье из свежей местной земляники.
Шаффхаузен поблагодарил ее за заботу и попросил не беспокоить их в течение часа.
Эрнест тихо засмеялся, и любому, кто знал молодого человека достаточно близко, послышались бы в этом смехе зловещие нотки.
— Поссорились… Ну, если считать беременность моей невесты от моего собственного отца невинной шалостью, можно назвать случившееся размолвкой.
Он взял с подноса стакан и сделал несколько больших глотков.
— Восхитительный лимонад у вас делают, доктор. Никогда не пробовал ничего вкуснее. Так о чем мы? А, Лидия. «Ангел оказался демоном». К сожалению, я не обладаю волей графа де Ла Фер, и, не решившись вздернуть эту блядь на первом суку, решил поступить как трус и убить себя. Негодного сына, плохого любовника и жениха, не пришедшегося ко двору. Я же говорил вам, доктор, что я жуткий трус. По крайней мере, был им в своей прошлой жизни.
«Ого!» — к счастью, только мысленно воскликнул Шаффхаузен. — «Дьяволица совратила обоих или же папаша так превратно истолковал мои рекомендации? Судя по его истерическому сообщению, склонен думать про второе…»
Внешне же при этом доктор отреагировал на сказанное Эрнестом удивленно поднятыми бровями, которые не возвращались к исходному состоянию до тех пор, пока молодой человек не замолк, предоставив Эмилю право отвечать или спрашивать. Доктор предпочел вопросы ответам:
— Ваша невеста беременна от вашего отца… Что же, узнав о таком раскладе, есть смысл пересмотреть планы по женитьбе, но искать смерти, словно она может исправить то, что случилось? Мне кажется, вы уже это проходили и отказались от идеи переселения на тот свет. Вижу, что на сей раз вы тоже выбрали жизнь. Могу я узнать, что помогло вам в этом теперь?
…Разве он сможет когда-нибудь рассказать об этом? Рассказать — когда он до сих пор не уверен, не было ли все случившееся просто сном? Ярким, отчетливым, реальным до боли — но только сном?
«Нет. Нет. Ни за что. Не хочу выглядеть еще большим безумцем и мечтателем, чем есть.»
— Я и сам не знаю, доктор… Есть такая поговорка: с бедой нужно переспать ночь. Так что спасительной идеей было не бросаться с моста Наполеона в Сену — она, знаете ли, очень грязная в это время года — а сесть в ночной поезд, идущий в сторону Биаррица. Ну и… в поезде я спал. И проснулся утром совсем другим человеком.
Шафхаузену показалось, что перед тем, как дать ответ, Эрнест за несколько секунд заново пережил нечто важное, какое-то воспоминание заставило его глаза расфокусироваться, а его сознание — погрузиться в подобие гипнотического транса.
«Спал? Или накачался? Нет, нагруженным он не выглядит… Что-то тут подозрительно просто все прошло на фоне уже принятого суицидального решения… Или это была только демонстрация и призыв о помощи? Что ж, это можно проверить по показаниям его отца.»
— Простите, что интересуюсь, но какой способ вы запланировали для самоубийства? Почему именно Биарриц? Туда, обычно, ездят с другими целями…
— Ну не в Антиб же мне было ехать,
