Он сделал знак медбрату, и тот подвез кресло поближе и помог графу усадить в него сына.
— Что вам прописали и в какой дозе он принимал лекарства последние два-три раза? — спросил Эмиль графа, продолжая изучать своего нового пациента. Такие молодые бунтари, как он, были подобны дикарям Нового Света в колумбову эпоху — и так же нуждались в терпеливом приобщении к благам мира цивилизованных отношений. Даже если ради этого их сперва было нужно держать взаперти…
— Охуеть, какой сервис, — проговорил Эрнест, позволяя усадить себя в кресло — впрочем, сил для сопротивления у него все равно не было. — Тут, наверное, простыни от Шанель, а саваны от Диора? Пап, только смотри, чтобы на кладбище меня везли на самом крутом катафалке, все как полагается! Гроб пусть распишут ребята из моего художественного кружка, а на поминки пригласи модный бэнд… Нет, лучше негритянский оркестр!
— Помолчи хоть минуту, сорванец, — сердито шепнул Мишель. Старый шофер ни на шаг не отставал от своих господ. — Не то я тебе уши надеру! Не позорь отца еще больше…
Неожиданно увещевание слуги подействовало. Эрнест откинулся на спинку кресла — оно действительно оказалось удобным — и закрыл глаза. Веки тут же сковала дремота, и после кратковременной вспышки энергии он почувствовал себя совсем обессиленным.
Сен-Бриз тем временем силился припомнить то, что интересовало доктора, но высказывание сына с упоминанием катафалка спутало все мысли графа и расстроило вконец. Он порылся в бумажнике и извлек несколько листков бумаги.
— Хорошо, что я взял с собой все это… Вот рецепты, там указано и название, и дозировка. Два прописали в Сен-Бернаре, а тот, что сверху — доктор Дюморье.
Шаффхаузен взял рецепты, где неразборчивым врачебным почерком были выписаны сильнодействующие транквилизаторы нового поколения.
«Tranquil, три-пять грамм в сутки? Многовато. Дюморье решил перестраховаться. Так, а что тут у нас? Угу, хлозепид сто-двести миллиграмм, вот отчего он такой вялый… особенно если оба препарата папаша давал ему одновременно. Ага, еще и по пять-десять миллиграмм валиума в сутки! Да они убить его хотят!»
— Скажите, граф, вы давали ему все эти препараты по отдельности, с перерывами или же все разом и подряд? — озабоченно спросил он Сен-Бриза. От его ответа зависело, как долго молодого человека придется держать на капельнице, чтобы вымыть из его ослабленного организма весь этот коктейль. — И принимал ли ваш сын алкоголь вскоре после или незадолго до приема лекарств?
— По отдельности… Конечно, по отдельности, доктор, — тон графа совсем утратил аристократическую величавость, теперь в нем звучали почти заискивающие нотки; Эжен стал обычным любящим отцом, смотревшим на врача, пообещавшего надежду для сына, как на полубога.
— Поначалу через день, вот те два первых лекарства, а в последнее время — в основном валиум… И вчера, и позавчера, только валиум. Про алкоголь я не уверен, но мне кажется, что да.
— Тебе не кажется, папа, — неожиданно подал голос Эрнест и открыл глаза. — Конечно, пил. Я с декабря пью все время, все, что попадает мне в руки. Даже чистый спирт, мы чудненько глушили его в Сен-Бернаре… И насрать мне на лекарства, которыми меня пичкают. Зато глюки — просто улет!
— Если он принимал алкоголь вместе с этими препаратами и до сих пор жив, стало быть не так уж и сильно хотел умереть. Дозировки здесь даны высокие, а в смеси с алкоголем последствия могли быть самые разные… Но ваш мальчик, как я погляжу, это выдержал. А раз так, то есть шансы на его успешное лечение. Первым делом, придется пройти через неприятную процедуру полной очистки его крови и органов от всех препаратов и алкоголя, с тем, чтобы перейти к нормальной схеме медикаментозной терапии. Я закажу новые запатентованные препараты из швейцарского научного института фармакопии, и мы подберем вашему сыну то, что будет наилучшим образом влиять на его организм и психику. — тут доктор протянул графу обратно листок с рецептом — А вот это вам, поддержите себя. Только снизьте дозировку в два раза и не принимайте валиум вместе с алкоголем. Лучше на ночь, вместо коньяка. А коньяк наутро, с крепким кофе.
За беседой они подошли к дверям клиники, и Шаффхаузен любезно пропустил своих новых клиентов внутрь.
— Марк, везите-ка юношу в седьмую палату. — распорядился он и снова повернулся к графу, который теперь уже вовсе не напоминал того гордеца, что всего полчаса назад вошел к нему в кабинет. По-хорошему, папашу тоже стоило на пару недель пристроить где-то поблизости от сына и провести легкий курс антидепрессантов, но Шаффхаузен решил отложить это предложение на потом, если собственная вилла и природа Антибов не смогут помочь тому набраться жизненных сил естественным путем.
— Пойдемте, я вам покажу условия, в которых здесь будет пребывать ваш сын. Думаю, вы найдете немало отличий в сравнении с клиникой Сан-Бернар или даже Сальпетриер (1). — самодовольно заметил доктор.
Сен-Бриз горестно усмехнулся:
— Знаете, доктор, я предпочел бы видеть его в убогой парижской мансарде, где он и обретался со своим дружком, но здорового и счастливого, а не среди всей этой роскоши — на грани смерти… И это только моя вина. Второй брак был роковой ошибкой, на меня насели родственники, но верно сказано, что ошибка иной раз хуже, чем преступление.
Он шел по коридору рядом с Шаффхаузеном, прямой, как стальной прут, с развернутыми плечами, но взгляд его, устремленный на запрокинутую темноволосую голову сына, бесстыдно выдавал душевную боль.
— Послушайте, герр Шаффхаузен, я должен предупредить вас еще кое о чем. — граф удержал врача на пороге палаты. — Договор между нами подписан, и я не возьму назад свое слово, но мне необходимо, чтобы вы поняли… Я не хочу, чтобы мой сын превратился в растение. Вы понимаете, о чем я? Об этих нацистских штучках с электричеством и прочих… жестких формах воздействия на пациента. Спасая его тело, не поджарьте мозги. Я видел, чем это может закончиться. Я… я не знаю, переживу ли его смерть, но мне легче будет похоронить Эрнеста, чем видеть, как он теряет человеческий облик вместе с угасшим разумом.
Пока они шли по коридору, Эмиль несколько рассеянно слушал излияния графа, прикидывая в уме предварительный план лечения. Чувство вины — ужасная вещь, и отцу юноши нужно было покаяние перед кем-то, лучше бы священником, но и жрец современной «религии» тоже годился, и психиатр лишь согласно кивал в такт речам
