После того случая, он проштудировал всю доступную литературу по экзистенциальному отчаянию, сам впал в него на какое-то время, но исцелился простой идеей, что раз уж он живет, почему бы не продолжить этот процесс в качестве увлекательного эксперимента? Идея ему помогла выйти за рамки кризисного мышления, ну, а дальше жизнь взяла свое, и экзистенциальный кризис с его пропастью безнадежности оказался позади.
«Что ж, у него в любом случае два пути — идти со мной в жизнь или же сопротивляться и сползать в смерть. Проявим согласие с этими двумя выборами.»
Когда юноша попросил доктора о помощи в прекращении его страданий, первым побуждением было возразить ему в резкой форме, но Шаффхаузен себя удержал от этого. Убеждать человека, который рвется умереть в том, что это так же бессмысленно, как идеи Сартра об абсурдности бытия, не входило в его планы. Да и отец юноши не будет возражать против такого исхода, если альтернативой станет растительное состояние сына.
— Знаете, Эрнест, у меня тоже нет желания втягиваться в беседы об экзистенциальной философии. Я уже пережил этот период и, как видите, по размышлении выбрал жизнь. И не жалею. Но ваш выбор еще впереди, поэтому я готов предоставить вам помощь в репетиции смерти. Вы так рветесь туда, словно там вас ждет что-то принципиально иное, чем здесь. Что ж, я готов вам показать, соответствуют ли ваши ожидания действительности. Если в результате вы все еще будете желать смерти, я обещаю серьезно подумать над вашим предложением.
Эрнест повернулся к Шаффхаузену, и в глазах его впервые мелькнула искра подлинного интереса.
— Вы своеобразный доктор. Скорее всего, вы хотите каким-то образом провести меня, но почему бы в порядке эксперимента… — по губам юноши снова скользнула ироническая усмешка — не сделать вид, что я вам верю? Объяснитесь. Что вы подразумеваете под репетицией смерти? Кому, клиническую смерть? Но я там уже был. Самого пребывания в этих двух состояниях я не помню, но вход и выход были мучительными… Именно эти мучения меня и пугают, именно их я и хотел бы избежать. Если уж решаться на переход, то совершать его до конца, без возможности отступления.
По спине его пробежал холодок, как будто он уже ощутил прикосновение поверхности прозекторского стола, но он продолжал прямо смотреть на доктора, и говорил твердо.
— Осталось только удостовериться, верно ли я понял суть вашего предложения?
— Да, жизнь и смерть в порядке эксперимента — это очень по-научному, вы не находите? — Шаффхаузен позволил себе искренне улыбнуться в ответ на первое робкое движение пациента ему навстречу — У меня в Швейцарии есть один коллега-танатолог, он изучает процессы смерти и умирания, а так же проводит различные увлекательные эксперименты с сознанием испытуемых, пытаясь добиться полной изоляции сознания от тела и его бренности. В том числе, с использованием транквилизаторов и… других веществ, что снимают мучения, но это не главное, чем он располагает. Я думаю, он сможет вам помочь заглянуть в глаза смерти так, чтобы вы оставались в полном осознании всего процесса перехода и запомнили все, что будет происходить за гранью состояния жизни в привычном нам понимании. Таким образом, мы обогатим науку новыми сведениями, а вы решите для себя, нужно ли вам туда, куда вы так стремитесь. Но! — доктор поднял вверх указательный палец — учтите, что для проведения подобных экспериментов вас нужно будет подготовить, а это потребует некоторого времени. Считайте это единственной уловкой с моей стороны, если хотите, но у моего коллеги есть определенные требования к испытуемым и их психофизическому состоянию. Иначе он просто не возьмется вас туда отправить без гарантии возврата назад.
— Чудесно. То есть, на тот свет принимают только совершенно здоровых людей, больные и сумасшедшие там не ко двору? О-ля-ля. Вот тебе и всеобщее равенство перед смертью!
Эрнест провел руками по лицу и заставил себя улыбнуться.
— Звучит довольно странно, но вы, приговорив меня к смерти, впервые за несколько месяцев внушили мне подобие надежды… Я принимаю ваши условия, доктор. Что от меня требуется?
— Перед смертью равны все, вы правы. Но не перед наукой. Наука более избирательна, месье. — заметил Шаффхаузен, довольный тем, что вызвал у молодого человека интерес к тому, чтобы задержаться в жизни хоть на какое-то время. За это время кое-что неизбежно изменится в его восприятии, травма утраты смягчится, появится возможность провести несколько сеансов гипноза ну и сам эксперимент в депривационной камере (3) даст свой терапевтический эффект. В последнем доктор практически не сомневался.
— Сейчас от вас требуется одно — хорошо питаться, чтобы масса вашего тела увеличилась на три-четыре килограмма и достигла нормы при вашем росте и телосложении. Плюс процедуры — массаж, морские ванны, прогулки на свежем воздухе, рисование, сеансы релаксации, чтобы вы научились расслабляться не только от травки. Плюс, я назначу вам легкие поддерживающие препараты с целью восстановления некоторых психомоторных функций. Пусть это вас не пугает, на ваше стремление к смерти я покушаться не буду, это не в интересах нашего с вами эксперимента. У меня есть ваш последние показатели крови и мочи, сейчас они в норме, но потребуется еще сделать ЭЭГ и замерить другие физиологические параметры работы вашего организма. Если обнаружится, что в них будут отклонения от необходимой нормы, мы поработаем на то, чтобы они были устранены. И тогда через месяц или полтора, я посажу вас в машину, и мы поедем в Швейцарию, в лабораторию моего друга, профессора Шварценгольда. Как вам такой план?
— «Бойся данайцев, дары приносящих», говорили древние. Ну, а мне следовало бы сказать — бойся психиатров, смерть обещающих, — задумчиво проговорил Эрнест. — Что-то вы явно недоговариваете, доктор Шаф… Шовенаузен. Но выбор у меня небогат, так что ваш план годится. Одно только мне хотелось бы уточнить, как условие sine qua non. (4)
Молодой человек сделал очередную паузу, желая добиться предельного внимания собеседника.
— Лично у меня нет сомнений, что после того, как я послужу расходным… простите: научным материалом для вас и вашего швейцарского друга, я буду желать смерти не меньше, чем сейчас. А возможно, и больше… Говорят, что время все лечит, но моя рана день ото дня болит только сильнее. Так вот: даете ли вы мне слово, доктор Шурхаузен, что после завершения эксперимента поможете мне безболезненно и быстро умереть?
— Я рад, что мы сумели найти с вами точку пересечения наших интересов, месье Верней. И буду так же признателен, если вы станете называть
