Граница между их сознанием, и без того эфемерная, истаяла, Исаака на пределе эмпатии обожгла боль, плеснувшая из души Соломона, как черная кипящая вода, и отразилась в зеркале собственной памяти… Он понял все и, полный благодарности к брату, не ставшему упоминать Ксавье, прошептал с мучительным стыдом за свой эгоизм и собственничество:
— Это ты прости меня, Сид. Я… я не понял сперва, что у тебя с ним то же самое…
Витц выругался по-немецки, видя и понимая, что теперь ему придется спускать на грешную землю не одного, а обоих, и скорее всего он в этом не преуспеет. Он очень жалел, что подтолкнул Соломона к решению устроить себе «медовую неделю» в Париже — ведь вышло так, что, вместо сброса сексуального напряжения, отвлекающего от работы, месье Кадош окончательно потерял голову, и ставит интересы любовника превыше общего дела!..
Впрочем, Эрнест Верней, как ни крути, тоже был частью общего дела, поскольку именно в его руки Шаффхаузен передал денежный капитал… и с этой точки зрения его связь с Соломоном была полезна, так что лучше бы месье виконту оставаться живым и здоровым.
— Аааа, ладно, делай что хочешь… — пробурчал Витц, уселся в кресло и налил себе еще коньяка. — Нравится вести себя как пубертатному подростку, охуевшему от гормонов — мое почтение. Но будь готов, что твоя Жозефина назовет тебя идиотом и захлопнет дверь перед твоим носом, дорогой ты мой Бонапарт (5).
Исаак поднял голову с плеча брата, словно его озарила спасительная мысль:
— Кстати о Жозефине… Сид, давай, я разложу тебе карты — те, особенные, которые Шаффхаузен купил у знаменитой гадалки и подарил мне для сеансов арт-терапии?
Соломон невольно усмехнулся:
— Нет, спасибо, Лис, не надо. Я бесконечно ценю методы работы Шаффхаузена, тем более, что они отлично сработали, но пожалуйста, уволь меня от всякой мистики. Я человек науки.
— Да-да-да, человек науки, — ядовито вмешался Витц. — Человек науки, среди ночи мчащийся в аэропорт, потому что у него, видите ли, «дурное предчувствие». За предчувствия у нас отвечают архаические слои психики, на символическом плане — уровень архетипов и базовых мифологем. Так с чего бы тебе не взглянуть на проекцию своего бессознательного? С чего бы тебе бояться карт, если ты в них не веришь?
— У меня нет времени. Я хочу успеть хотя бы на шестичасовой рейс. Машина…
Исаак, захваченный своей идеей, решительно возразил:
— Машина придет через полчаса, Сид, ты же при мне договаривался с Полем. Этого хватит, чтобы вытянуть из колоды три карты. Тогда ты успокоишься немного, или…
— Или? — Соломон поднял брови, сам не понимая, зачем поддается на провокацию — возможно, Витц был прав, и ему хотелось взглянуть, в какие символы бессознательное зашифрует его отчаяние и тоску.
-… Или испугаешься окончательно, но в любом случае — ты будешь готов ко всему. Подожди минутку, я их сейчас принесу, они в моей сумке.
— О боже. Главное, никому их больше не показывай, особенно месье Дювалю. Я ко многому готов в плане репутационных издержек, но не к слухам, что доктор Кадош носит с собой гадательные карты.
Колода легла на чайный стол, покрытый сверху бамбуковой салфеткой, мужчины разместились вокруг: Исаак на диване, Соломон и Витц — на стульях по обоим краям.
— Надо зажечь свечи вместо лампы и прочитать пару заклинаний. А то вдруг духи чем-то заняты и не придут? — саркастически заметил Соломон; его по-прежнему раздражала дурацкая затея Лиса, но отказаться в ней участвовать после уже данного согласия было бы еще глупее.
«Ладно, в конце концов, эти упражнения с картинками идут брату на пользу, здесь Шаффхаузен оказался совершенно прав, а я могу и потерпеть четверть часа, пока Поль готовит машину…»
— Какие, к черту, духи? Это же не спиритический сеанс. — Исаак сосредоточенно раскладывал карты: сперва на пять стопок, потом из пяти сделал четыре, из четырех — три, и так до тех пор, пока карты, как следует перемешанные, снова не собрались в полную колоду. Тогда он пододвинул ее Соломону:
— Сними два раза, левой рукой. А потом задай свой вопрос и вытяни три карты, в любом порядке.
— Не могу поверить, что я в этом участвую. — Соломон бросил страдальческий взгляд на Витца, но тот не выразил ни малейшей поддержки, только важно кивнул: мол, давай-давай, игра в любовь стоит игры в карты… — Ну хорошо.
Он не стал долго раздумывать и выбирать, просто вытащил три карты подряд, и, следуя инструкции, передал их брату, не открывая, рубашками вверх. Вопрос, на который он более всего желал сейчас получить ответ, и так постоянно крутился на языке, но Соломон не стал произносить его вслух, оставаясь все так же саркастически-отстраненным:
— И что теперь? Поставишь мне диагноз по картинкам или подождешь мистического озарения?
— Для начала оставь свою язвительность. Если ты чего-то не видел или не в состоянии понять, оно все же может существовать и не спрашивая на то твоего согласия.
По тону брата и легкому румянцу, вспыхнувшему на его щеках, Соломон понял, что Исаак тоже нервничает и злится, но не потому, что так уж сильно обижается на Фому неверующего, а просто зеркалит эмоции близнеца, позволяя им проявиться в открытую.
— У меня нет времени на дискуссию о мистике. — он постучал согнутым указательным пальцем по все еще закрытым картам. — Пусть твой оракул скажет свое слово, или…
Прежде чем Соломон успел закончить фразу, раздался телефонный звонок. Резкий и громкий звук заставил Витца, сидевшего ближе всех к аппарату, вздрогнуть и чертыхнуться, а Соломона буквально подбросил со стула — кто же еще мог звонить в столь поздний час на личный номер Шаффхаузена, как не Эрнест, наконец-то проснувшийся и обнаруживший, что давным-давно пропустил назначенное время вечернего разговора?
…Когда брат схватил трубку, Исаак от всей души пожелал, чтобы звонок в самом деле был от принца с Монмартра: тогда появлялся неиллюзорный шанс, что Соломон пересмотрит свое решение и никуда не уедет, по крайней мере, сегодня ночью.
Он больше из любопытства, чем следуя практике расклада, начал переворачивать лежащие перед ним карты… но первое же изображение повергло его в неприятное удивление, а два других — по-настоящему испугали. Общий смысл расклада был нехорошим, и хуже всего стало подтверждение, полученное от реальности: звонил не Эрнест.
…Услышав в трубке высокий женский голос вместо желанного мужского, Соломон прикрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти: моментальный переход от надежды к разочарованию по ощущениям в теле напоминал хороший удар током. Но собеседница на другом конце провода не уловила ничего необычного в спокойной интонации и ровном тембре доктора Кадоша, когда он вежливо проговорил:
— Доброй ночи, мадам Дюваль. Что случилось?
— Случилось то, что Жан опять не приехал домой ночевать! В
