— Я думал, что мы умрем, — сказал он. — В тот самый момент.
Я вспомнила, как он держал меня, как он молился. Я помнила, как он прижимал руку к моему амулету, помнила его пальцы на своей коже. И я помнила, что он сказал.
Я едва сдерживала слезы.
— Вы спасли меня. Спасли всех нас. Я пока не знаю, как действует сила амулета и как мы выжили, но вы не давали мне потерять надежду.
Он посмотрел на мои губы.
— Мне не следовало этого делать…
— Следовало, — и я оказалась рядом с ним.
Его губы, такое сладкие, нежные, будто пробовали меня на вкус. Изучали меня. Он поцеловал уголок моих губ, затем щеку, кончик носа. А потом он отклонился назад, чтобы посмотреть на меня. Спокойно и открыто глядя на меня, он сказал:
— Я не сожалею о том, что сказал вам.
— Это хорошо, потому что вы ведь уже сказали, и я это знаю.
Он приподнял одну бровь, будто я сказала что-то забавное, и я поразилась, что при всей его замкнутости он не стыдится такого искреннего, личного признания.
— А я это чувствую, и не могу не чувствовать, — сказал он. — Я не позволю этому помешать выполнению моих обязанностей. Хотя и понимаю, что все будет… сложно.
— О да, — согласилась я. — Очень сложно.
— Земля! — крикнул кто-то. — Прямо по курсу!
Мы вскочили на ноги. Люди сновали вокруг нас. Не было ни следа шторма. Ясное и чистое небо, по спокойной воде шла легчайшая рябь от слабого ветерка. Я готова была поверить, что все это мне почудилось.
Однако «Арацелия» сильно пострадала, особенно левый борт, в котором зияла огромная неровная пробоина, там где торнадо поломал доски обшивки. Уцелел лишь один парус, а кроме того, корабль сильно опустился в воду. Вдали на горизонте виднелись голубоватые очертания гор, и амулет тянул меня еще сильнее, чем прежде, тянул прямо к ним. Я лишь надеялась, что корабль сможет преодолеть это расстояние.
— Надо посмотреть, как остальные, — сказала я.
Он кивнул.
— Зайдите к Маре. Я посмотрю, как Шторм и Белен.
Мы пошли в разные стороны: я в капитанскую каюту, Гектор — на нижнюю палубу.
В каюте царил хаос. Картины и мелкие предметы мебели валялись на полу, на стенах виднелись потеки воды, стекло в одном из иллюминаторов было разбито, острые осколки сверкали на солнце.
Мара лежала на боку посреди огромной кровати, прижимая колени к груди.
Когда я вошла, она подняла глаза, но не шевельнулась.
— Вы живы, — сказала она, будто всхлипнула.
Что-то случилось. Я бросилась к ней.
— Что такое, Мара? Ты ранена? — Я убрала волосы с ее лица. — На нас налетел торнадо, и…
— Белен? Он цел?
— Гектор пошел проверять. Мара, скажи мне.
— Мой шрам. Рана снова открылась. Корабль так качало, что я не удержалась на кровати, и…
— Дай посмотреть.
— Я боюсь пошевелиться, Элиза. Мне кажется, все плохо. — Она подняла руку, которую прижимала к животу, и показала мне. Рука была в крови.
У меня сердце упало.
— Может быть, я смогу наложить швы. Я много раз видела, как Космэ это делала. Или Белен! Он делал это много раз. Ты взяла свою мазь?
Она кивнула.
— В мешочке.
Я принялась лихорадочно искать его. Кто знает, где он оказался после шторма и уцелело ли его содержимое. Я заметила свой собственный рюкзак между упавшим стулом и сломанной полкой. Я с беспокойством подумала о статуэтке, надеясь, что она не разбилась.
— Ты помнишь, когда видела его в последний раз? Я не могу… — И тут я кое-что придумала.
Я глубоко вздохнула, поражаясь собственной дерзости. Могу ли я исцелить ее? Так, как я исцелила Гектора? Это произошло случайно. На самом деле все, что я когда-либо делала с амулетом, было случайностью. Но я выбралась сюда, подвергнув всех вокруг невероятному риску, в надежде, что смогу понять, как целенаправленно использовать его силу.
— Мара, дай мне руки. Я попробую кое-что сделать.
Она доверчиво протянула мне руки. Я схватила их, пытаясь не обращать внимания на то, что они холодные и скользкие от крови.
— Э… закрой глаза и расслабься. Гектор был без сознания, когда я это делала с ним.
Она закрыла глаза.
Думай, Элиза!
Когда я исцелила Гектора, сила собралась во мне, проникнув извне через мой амулет. Я пыталась представить себе это ощущение, будто что-то вливается в меня, наполняет меня. Господи, пожалуйста, помоги мне.
Сила хлынула мощным потоком, и я застыла в восхищении. На этот раз так просто. Так естественно и правильно.
Я сказала:
— «Ибо благая Десница божья несет исцеление, блажен ищущий обновления, ибо ему воздастся».
Ничего.
В прошлый раз это случилось от отчаяния и необходимости. И от любви. Может быть, в любви все дело.
Я сосредоточилась, думая том, что Мара значит для меня. Я думала о том, с какой храбростью она разделяла с нами опасность, о ее твердой решимости научиться всему, что должна уметь фрейлина королевы. Я видела весь путь, какой она прошла от робкой несчастной девочки, чью деревню уничтожила инвирны, до веселой смешливой девушки, твердо намеренной наслаждаться новой жизнью.
Мара дорога мне. Я люблю ее.
Я прошептала:
— «Ибо любовь прекраснее рубинов, слаще меда, лучше королевского вина. И никто не знает любви величайшей, нежели тот, кто отдает жизнь за друга».
Сила хлынула в меня прежде, чем я успела закончить.
Мара вытянула ноги, выгнула спину, лицо ее исказилось в агонии, и я бросилась к ней, боясь, что сделала только хуже. Но тут ее тело обмякло. После нескольких прерывистых вздохов она расслабилась и улыбнулась.
— Кажется, подействовало, — сказала она и осторожно потрогала пальцами живот. — Больно, но подействовало.
Я вздохнула с облегчением. На этот раз получилось намного проще. Может быть, сказывается близость зафиры. Или может быть, я наконец научилась использовать
