Я ничего не чувствовала.
Виктор оставил меня в спальне, а сам отправился исследовать другую часть дома, несомненно, рассчитывая отыскать библиотеку. Утром мы пойдем в город и наймем какую-нибудь женщину на место кухарки и экономки до тех пор, пока не выясним размеры моего состояния и масштабы помощи, которая нам понадобится.
Возможно, среди встреченных в городе людей будут дети из моей приемной семьи. Надо обязательно нанять старую женщину. Мне нечего опасаться своей прежней семьи. Я больше не была их жертвой; я была замужней женщиной. Я ничем им не обязана и отклоню любые требования, которые мне могут предъявить.
Я стояла у окна, глядя, как закатное солнце пробивается сквозь рассеивающиеся дождевые облака, чтобы последним ослепительно-золотым лучом проводить день моей свадьбы. Я рассчитывала, что этот день станет днем пламени и мести. Чудовище рассчитывало на то же самое. Но я находилась не там, где должна была находиться, а потому ничто не могло помешать нам в нашу брачную ночь.
На меня с новой силой сошла паника; впрочем, это был не смертный ужас, а скорее унизительный страх.
Виктор был мне мужем. В детстве мы сотни раз делили постель. Но теперь мы были женаты: я в свои семнадцать была уже не ребенком, а женщиной, а он…
Я не решалась обернуться. Кровать у меня за спиной как будто росла, занимая все больше места, как само чудовище в ожидании той минуты, когда оно придет за мной.
Я хотела выйти замуж, чтобы убить чудовище. Во всех своих планах брачную ночь я проводила в борьбе за свою жизнь и жизнь Виктора. Я ни разу не допускала мысли о брачной ночи, которую мы проведем в безопасном месте и относительно свободными.
Я вдруг страстно захотела, чтобы у меня была мать. Не такая мать, каких я знала, – ужасная женщина, которая, как я искренне надеялась, была мертва, и бесполезная мадам Франкенштейн, – а такая, какой она, в моем представлении, должна быть.
Такая, как Жюстина.
Тоска по подруге пронзила меня физической болью, и я рухнула на пол. Я сбежала из Женевы, но не смогла сбежать от призраков прошлого.
Я не могла просто жить здесь в безопасности. Заниматься живописью. Сидеть рядом с Виктором, погруженным в книги. Может, мы и покинули Женеву, но я не отказалась от своей цели. Я достала записную книжку, торопливо припоминая все, что мне известно о чудовище и что я о нем записала.
Написанные мною строки безжалостно воскресили в памяти труп Уильяма. Я жалела, что я его видела, что навсегда запомнила его холодное тело, закрытые глаза, страшные синяки на шее. Даже сейчас они стояли у меня перед глазами – каждый отпечаток, оставленный на его коже жестокими пальцами.
Я представила, как чудовище поднимает его, зажимает ему рот, обхватывает огромными лапищами его тонкую…
Я отложила записную книжку и поднесла пальцы к шее. В этом было что-то неправильное. Я чувствовала, как моя уверенность начинает рассыпаться по краям.
Отпечатки пальцев на шее Уильяма были не бесформенными и вовсе не большими. Они были тонкими и изящными, как мои собственные пальцы.
А значит, Уильяма убило не чудовище.
Кто-то другой медленно выдавил из мальчика жизнь. Кто-то другой осторожно взял медальон. Кто-то другой нашел Жюстину и подложил ей медальон, пока она спала. Кто-то другой продумал все до мелочей, чтобы…
У меня вырвался сдавленный всхлип.
Кто-то другой продумал все до мелочей, чтобы получить тело Жюстины.
– Виктор, – прошептала я.
– Да, любимая? – отозвался темный силуэт на пороге комнаты.
Глава двадцать вторая
Привет тебе, зловещий мир
Долгие годы, что я подстраивала эмоции под окружающих, демонстрируя лишь те из них, которые служили к моей выгоде, и приучала себя быть чей-то Элизабет, подвели меня.
У меня не получалось притворяться.
– Виктор. – Мой голос задрожал. Леса, подпирающие мою жизнь, рухнули, обнажив ужасный полуразрушенный склеп там, где я собиралась построить дом. – Ты убил своего брата?
– Какого именно? – Он спрашивал искренне, без поддразнивания. Он вошел в комнату и сел на скамью у изножья кровати, закинув ногу на ногу.
Я выдавила из себя смешок, полный потрясения и недоверия:
– «Какого именно»?
Он поднял бровь так, словно это я говорю что-то странное.
– У меня два мертвых брата. Полагаю, я действительно убил Роберта, но то был несчастный случай. Мне просто было любопытно.
– Какого еще Роберта? – Голова шла кругом, пока я пыталась заполнить новой информацией пробелы в прошлом.
– Моего первого брата. Того, что умер во младенчестве.
– Я не о нем! Я спрашивала не про него!
Он нахмурился от моего пронзительного крика.
– Знаю. Потому что ты меня понимаешь.
Я стояла, дрожа и одновременно ощущая, как немеет мое тело. Я готова была рассыпаться на части. Я сжала руки перед собой, чтобы они перестали трястись.
– Я говорю о Уильяме. Это ты убил Уильяма?
Он ничего не ответил, но заморгал и сдвинул брови. Я всегда любила это его выражение, любила, как в такие моменты он погружается в свои загадочные мысли. Теперь мне хотелось выцарапать это выражение с его лица.
Наконец он заговорил взвешенным, успокаивающим тоном, который я всегда использовала, обращаясь к нему:
– Меня тогда еще не было в Женеве. А у Жюстины нашли роковую улику.
– Это я научила тебя, как перекладывать вину на другого! – Я обвиняющим жестом ткнула в него пальцем. – И ты согласился, когда я сказала, что Жюстина невиновна! Ты не меньше меня был уверен, что она не убийца! А все потому, что ты знал, кто настоящий убийца. Все это время я думала, что ты знал и не мог сказать, потому что никто не поверил бы в существование чудовища. Но ты знал и не мог сказать, потому что это был ты!
Он вздохнул и потер переносицу.
– Ты не должна была видеть чудовище. Я унижен.
– Ты унижен? Это все, что ты можешь сказать? Он покачал головой и отвернулся, словно подумывал выйти из комнаты. Но потом глубоко вздохнул, ожесточаясь.
– Я вижу, что это тебя огорчает. Я знал, что так будет. Зачем тебе нужно было выпытывать то, что я старался скрыть ради твоего же блага? Ты мой ангел, Элизабет, и я не хотел посвящать тебя в не самые приятные моменты моей работы.
Я покачнулась и прислонилась к стене, чтобы не упасть.
– Значит, это и правда был ты. Ты убил родного брата. А потом выставил убийцей мою ближайшую подругу, чтобы ее казнили.
Его глаза сверкнули, он напрягся.
– У тебя нет друзей ближе меня.
Я наконец осознала чудовищность моей вины.
– Она… Ты выбрал ее, потому что я ее любила? – В
