За руль на этот раз уселся Амон. Куда ехать, он совершенно не представлял, терялся на каждом светофоре и терпеть не мог навигатор — так что поездка до парикмахерской заняла много времени и оказалась крайне увлекательной, учитывая, что советы давали всем салоном.
В парикмахерской пришли в восторг от Амона, чем окончательно его смутили. Не переставая хихикать, Анубис еще долго припоминал, что теперь-то они знают, что он «персиковый блондин». В итоге Амон не выдержал и попросил его принести кофе, пока дожидались Апоп и Луизу.
Углубившись в телефон, Амон тут же помрачнел.
— Что-то случилось? — осторожно спросила Персефона.
— Ацтеки. Мне не нравится их настойчивость.
— Зевс всё скинул на тебя?
Амон вздохнул, сейчас меньше всего похожий на смертного мальчишку:
— Зевс отлично умеет тянуть время, именно этим он сейчас занимается. Ему не нужны проблемы ни с Анубисом и Сетом, ни с ацтеками.
С раздражением Амон постучал пальцами по телефону:
— Они говорят, раз я глава пантеона, то должен решить проблему. Но решение они видят только одно.
— А ты не хочешь запирать Анубиса.
— Дело не только в том, что он мой друг, — вздохнул Амон. — Сила его тогда просто добьет. Или он правда сойдет с ума.
Видеть Амона расстроенным, каким-то усталым казалось невозможным, и Персефоне хотелось его ободрить, подсказать решение, которое устроит всех, но в голову ничего не приходило.
В этот момент наконец-то появились Апоп и Луиза. У первой кончики волос оказались окрашены в задорный розовый, и она с нескрываемым восторгом покрутилась перед зеркалом. Даже Амону пришлось по вкусу, он снова будто засиял и бесцеремонно начал трогать кончики волос, пока Апоп не шлепнула его по рукам.
Персефона не поняла в первый миг, что произошло. Она только услышала, как Амон зашипел от боли, отдергивая руку, а потом уже заметила на ней длинный ожог.
— Извини, — отчаянно зашептала Апоп. — Я не хотела, это случайно…
— Я так понимаю, твое стремление убить меня заложено куда глубже сознания.
Амон не выглядел обиженным или раздосадованным. Он только потер ожог, а потом увлек Апоп оплачивать услуги — видимо, хотел показать, что не сердится на нее.
— Они странные, — сказала Луиза, смотря им вслед.
Свои длинные темные волосы она предпочла просто обрезать, так что теперь они едва касались плеч.
— Тебе идет, — вежливо сказала Персефона.
Они обе ощутили отголоски силы — темной, густой, ощущение склепов и истертых в пыль органов. Обе одновременно обернулись в сторону коридора, откуда должен был появиться Анубис. Обе пошли туда.
Анубис сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Перед ним валялись стаканчики с кофе, крышечка с одного отвалилась, и кофе расплескался по полу. Черная лужица почти добралась до подошв его высоких ботинок.
Анубис сжимал голову и тяжело дышал, но вместо того, чтобы успокаиваться, казалось, его дыхание только учащается. Персефона не понимала отрывистых слов на древнеегипетском — скорее всего, они были обращены к мертвецам.
Сеф остановилась, но Луиза решительно подошла к Анубису. Сев на колени, она заставила его оторвать руки от головы. Она обхватила его лицо ладонями:
— Посмотри на меня! Почувствуй живых.
Персефона сама почти задыхалась в запахе благовоний и смерти, в ощущении чужой силы, но та постепенно опадала, а взгляд Анубиса прояснился. Луиза всё еще сжимала его лицо в ладонях, когда он поднял руку и коснулся ее подрезанных волос:
— Мне нравится.
Луиза отпрянула, да и сам Анубис казался смущенным. Он поднялся на ноги как раз в тот момент, когда показался Амон, о чем-то отчаянно спорящий с Эбби — та же ничуть не хотела уступать.
Когда Анубис заметил ожог на руке Амона, сила смерти и склепов снова взметнулась, но на этот раз управляемая и четкая.
— Что она с тобой сделала?
— Эй-эй, успокойся! Это случайно вышло.
Прищурившись, Анубис посмотрел на Апоп, но силу все-таки приглушил:
— Только тронь его.
Персефона не сомневалась, никто не сможет победить темную змею Апоп, кроме Сета. Но сейчас убедилась, что это не остановило бы Анубиса.
— Что у нас дальше? — спокойно спросила Луиза. — Колесо обозрения?
Персефона достала телефон, чтобы свериться со временем: похоже, у нее дальше только Подземный мир.
Она спросила у Гипноса, сколько проспит Гадес — ей хотелось прийти до этого. Скинуть одежду, полную пыли Лондона, нырнуть к нему под одеяло. Прижаться к разгоряченной со сна спине. Ощутить его мышцы, его силу, его сущность.
Дыхание Гадеса неуловимо изменилось, он перевернулся, улыбнулся и открыл один глаз:
— Давно ты здесь?
— Только пришла.
Она прижалась к его груди, ощущая под пальцами биение сердца Гадеса. Весь мир за пределами этой кровати не имел значения. Ничто не имело значения. Только их смешивающиеся тепло и дыхание.
— Долго я спал?
— Достаточно. Как себя чувствуешь?
— Отдохнувшим. А ты как провела день?
— О! Это слишком долгая история. Давай позже.
И она призывно царапнула грудь Гадеса коготками. Он перекатился, оказываясь над Персефоной, прижимая ее к постели. Его слова щекотали ухо и обжигали:
— Чего желает моя королева?
— Своего короля.
Много позже они все-таки выбрались из постели и даже поужинали в Подземном мире, после чего Гадес предложил вернуться. Персефона зорко за ним следила, но плечо явно хоть и не затянулось до конца, перестало сильно беспокоить.
Шагнув из врат в комнату в квартире Сета, Гадес тут же насторожился. Персефона ничего не слышала, но верила в интуицию мужа.
— Что-то не так, — пробормотал Гадес.
Не выпуская руки Персефоны, он направился в гостиную. Амон сидел на диване, обхватив колени руками и казался напуганным. Перед ним мельтешил Сет, который не мог усидеть на месте.
— Куда он мог деться?
— Сет, — веско сказал Гадес. — Сядь. И расскажите, что случилось.
Гадес был едва ли не единственным, кого Сет мог послушать, так что он действительно сел. И только тут Персефона запоздало поняла, что услышал Гадес раньше нее в голосе Сета — панику.
— Мы с Анубисом разошлись, — тихо сказал Амон. — Я думал, он уже здесь.
— Его здесь нет, — веско сказал Сет. — Да б…
— Не ругайся, — Гадес оставался спокоен. — Телефон?
— Не отвечает.
— Хорошо. Амон, где и когда ты его видел в последний раз?
Ответить тот не успел: рядом с креслом, в котором сидел Сет, сгустились тени и появился Анубис. Персефона редко видела, как он перемещался, Анубис как-то признался, что терпеть этого не может, нет ничего приятного в том, чтобы скользить по чужим смертям.
Упав на колени, Анубис закашлялся. Он вертел головой, как будто не видел комнаты — или не понимал, где находится. Его губы
