— Нет.
На вопросы Ивана Андреевича Саша отвечала невпопад, и Савицкий, видя состояние дочери, оставшуюся дорогу ехал молча.
Простившись с Савицким возле подъезда, Саша, приняв душ и заварив душистый чай, позвонила Стрельникову и рассказала, почти поминутно, прожитый день, не сказав лишь о том, что собирается завтра выйти на работу.
«Центр мне понравился, — Саша взяла в руки фотографию Маргариты Акимовны, — и двор мне понравился. Весна скоро придет, цветов будет море. Только, знаешь, бабуль, я там почувствовала смерть. Впервые. Она — бестелесное существо и вовсе не черная, а висит светло-синим облаком над центром, еще немного и полностью его накроет. Уйдет она только, когда центр закроется. А как его закрыть? Вот и я не знаю. Сейчас мне надо позвонить. Елизавета будет волноваться».
Саша поставила фотографию на комод, допила чай и пошла за телефоном. Пришлось еще раз более подробно весь прожитый день пересказать Елизавете.
— Саша, говорю тебе еще раз — глупость несусветная, — подруга к исповеди отнеслась не так доверчиво, как Стрельников. — Ну и что с того, что мало пациентов? Я ничего странного в этом не вижу.
— Лиза, ну посуди сама: центр рассчитан на двадцать пять человек и обеспечен всем по высшему разряду. Я даже в Германии такого не видела, а там, поверь, было, на что посмотреть. А пациентов мало. Второй этаж почти пустой. Человека три-пять, не больше. Медсестра пасьянс раскладывает на посту. Причем второй этаж сдан в аренду неизвестно кому. Чем там занимаются, Иван Андреевич толком не знает. Говорит, работают по какой-то специальной программе. И еще мне не понравилась главврач.
— Ну, ты скажешь! Назови тех главных, которые нравятся всем.
— Лиза, я не о том, чтобы всем нравиться. Скользкая она какая-то. Себе на уме. И в разговоре дала понять, что лучше поискать работу в Киеве, и зарплата у них небольшая, все зависит от количества пациентов. А Иван Андреевич мне говорил, что зарплату он сам платит врачам и никак это не зависит от пациентов. И напугана она чем-то не на шутку.
— И о страхах она сама вот так взяла и рассказала тебе?
— Ничего она не говорила. Я видела этот страх — серая пелена накрывает ее с головой. Как она вообще живет?
Елизавета на том конце невидимой связи молчала.
— Я даже знаю, что ты думаешь. Ты подумала, что шизофрения переходит в разряд вирусного заболевания, как грипп, — Саша засмеялась в первый раз за последние дни.
— Я тебе верю, — серьезно ответила Елизавета. — Только будь осторожна.
Москва
Неладное Таня заподозрила сразу, как подошла к подъезду. Странное чувство тревоги навалилось на нее, стоило только поднять голову вверх. Свет в квартире не горел. Такого быть не должно. Ольга Семеновна включала везде свет сразу, как только начинало темнеть на улице.
«Могла пойти к соседке и задержалась там, вот и свет не включила, — успокаивала себя Таня. — Только бы она была жива. Как я без нее?» Слезы набежали на глаза. Она еще раз нетерпеливо нажала на кнопку лифта и, не дожидаясь, пока он спустится, побежала наверх. Окончательно она поверила своему предчувствию, когда дверь оказалась запертой изнутри. Татьяна нажала кнопку звонка и долго не отпускала ее, затем прислушалась. Никакого движения за дверью не было. И тогда она изо всей силы забарабанила кулаками в дверь. Она вдруг осознала, что там, в квартире, случилось непоправимое, то, во что она не хотела верить. А потом она дрожащими пальцами набрала номер Лагунова. Больше звонить ей было некому. Она опустилась на корточки и так сидела до самого его приезда.
— Что случилось?
— Бабушка умерла, — одними губами прошептала Татьяна.
— Сейчас разберемся. Давай ключи.
— Дверь заперта изнутри. Я бы вам не позвонила.
Лагунов взял ключ и, чтобы убедиться, попробовал вставить его в замочную скважину.
— Я уже пробовала. Не открывается.
— Тогда отойди. Дверь, насколько я помню, у вас не бронированная.
Он немного отошел и со всей силы ударил ногой в дверь. Удар фирменной туфли оказался довольно сильным. Замок, не ожидавший такого напора, не выдержал. Между дверью и коробкой образовалась щель, но рука Лагунова в нее не проходила. Пришлось снять пальто и пиджак. Он еще раз нажал плечом на дверь и только после этого просунул руку и открыл замок. Рукав белоснежно-белой рубашки запачкался.
— Погоди, давай сначала я.
Он отстранил Татьяну и зашел в квартиру. Ольга Семеновна беспомощно сидела на диване. Он прикоснулся пальцами к ее шее. Кровь слабо пульсировала в сосудах.
Татьяна толком даже не поняла, когда приехала «Скорая». Она все это время молча сидела возле бабушки, держа в руках ее сухонькую руку, и просила ее не умирать.
— Вашу бабушку везем в реанимацию, — молодая врач не стала уточнять степень родства и обратилась к Лагунову.
— Что с ней? — еле слышно спросила Татьяна.
— Инфаркт. Не волнуйтесь, мы делаем все, что в наших силах.
Заученная фраза прозвучала как приговор, и Татьяна тихонько заплакала.
— Я поеду с вами.
— Хорошо, тогда собирайтесь побыстрее.
— Я дверь приведу в порядок и сразу приеду в больницу. Все еще обойдется.
Лагунов говорил спокойно и уверенно, и она вдруг поверила, что все обойдется. Адвокатам принято верить.
В больницу Лагунов приехал часа через два, раньше никак не получилось. Сначала он позвонил в первую попавшую компанию, предоставляющую услуги плотника и слесаря, потом нетерпеливо ждал, когда тот справится с дверью и замком. Рассчитавшись с плотником, он сам несколько раз проверил замок и, убедившись, что дверь надежно закрывается, поехал в больницу.
В длинном безжизненном коридоре Татьяна сидела одна. В тусклом свете ее и без того худенькая фигурка показалась Лагунову совсем детской. Глаза от слез покраснели. И выглядела она совсем несчастной.
— Что говорят врачи?
— Говорят, что делают все, что от них зависит. Только предчувствие у меня такое…
Она тихонько заплакала. Лагунов протянул ей бумажные салфетки и сел рядом.
— Таня, так нельзя. Бабушка обязательно поправится.
Он обнял ее за плечи и прижал к себе. Она перестала плакать
