За год, проведённый на фронте она повидала достаточно зависимых, чтобы определить у человека это пагубное пристрастие, и Винсент не был похож на морфиниста.
— Нога? — деловито спросила она, ненавязчиво отводя в сторону его руку с зажатым шприцем.
Винсент кивнул и лицо его смягчилось:
— Раньше было легче. В Ливерпуле мне вообще не нужна была эта дрянь, — процедил он и с ненавистью покосился на лекарство. — Врач говорит, что всему виной проклятая сырость.
Он сморщился, и на лице его отразилось ощущение боли. Отвернувшись, чтобы Анна не видела невольно выступивших на глазах слёз, он всё же положил шприц на тумбочку.
— Вы знаете, какими последствиями грозят подобные инъекции?
— Более чем, — ответил он, — но, я думаю, что вы и знаете, какой невыносимой может быть боль.
— К сожалению, да, — сухо сказала Анна, и, спеша отогнать тяжёлые воспоминания, сменила тему, — если позволите, могу осмотреть вашу ногу.
Винсент поднял голову и усмехнулся:
— Боюсь, для этого мне придётся снять штаны.
Но Анна лишь фыркнула:
— За год работы я видела больше раздетых мужчин, чем иная парижская куртизанка за целую жизнь.
Они посмотрели друг на друга и вдруг одновременно рассмеялись.
— Ох, чтобы сказала на это ваша матушка… — проговорил он, расстёгивая пряжку ремня и стаскивая брюки.
Анна видела, что каждое движение причиняет ему боль и, присев на корточки, помогла избавиться от штанов. Никакого смущения она не испытывала — во-первых, Винсент был всё-таки не совсем раздет, а во-вторых, Анна уже давно не стеснялась подобных вещей. Первое время, оказавшись в самом сердце полевого госпиталя, она чувствовала себя ужасно — зрелище обнажённых, искалеченных тел, грязных и окровавленных, вызывало тошноту, и, омывая очередного беднягу, она всякий стыдливо жмурилась, но очень скоро, это стало восприниматься ею как должное.
Круглый ребристый след от патрона на внутренней стороне бедра она увидела сразу. На первый взгляд шрам выглядел безобидно, но Анна знала о последствиях таких ранений.
— Ложитесь, — сама того не желая, она заговорила с ним как с одним из своих подопечных в госпитале.
Винсент послушно устроил голову на подушке, но когда Анна дотронулась до его ноги, напрягся.
— Сейчас станет легче, — пообещала она, — только постарайтесь расслабиться и не ударить мне коленом в челюсть.
— Уже бывало? — прищурился он с улыбкой, пока Анна перекладывала его ногу себе на колени.
— Нет, но один офицер как-то пытался укусить меня в приступе горячки, — вспомнила она.
— Любовной? — подколол Винсент.
— Увы, нет. — Анна покачала головой. — То был обычный брюшной тиф.
У неё был не такой уж большой опыт в подобных делах, но за год она успела кое-чему научиться от военных докторов. Осторожными движениями Анна принялась растирать ногу, не касаясь при этом самого шрама. Разогретые мышцы постепенно расслаблялись под её пальцами, и дыхание Винсента возвращалось в привычный ритм. Он лежал, откинувшись на подушку, и боль на его лице сменялась умиротворением. Ноги у него были сильные, натренированные, что нечасто встречалось у мужчин его положения, по большей части предпочитающих малоактивный образ жизни. Возможно, он прежде занимался каким-нибудь спортом, например, играл в бейсбол в Оксфорде. Анна улыбнулась, представив его носящимся по полю в сине-чёрном полосатом джемпере и шортах до колена [1]. В колледже она изредка посещала матчи, особенно когда играла команда Эммета — взмыленные, перепачканные в грязи, оставшейся после вчерашнего дождя, не знающие забот, исполненные стремлений, непобедимые и неповторимые. Каким светлым и безоблачным было то время, и как быстро оно прошло.
— Лучше? — спросила Анна.
Винсент кивнул:
— Гораздо, — выдохнул он с облегчением и, поднявшись, посмотрел ей в лицо, — спасибо.
— В следующий раз, если опять заболит, зовите меня, но ради Бога, не прикасайтесь больше к этой дряни, — попросила она.
— Между морфином и вашими руками я выбираю последнее, — сказал он но, поняв, как могут быть истолкованы его слова, уточнил, — вы настоящий специалист.
Ей показалось, что Винсент хотел сказать что-то ещё, но ничего не произошло. Пожелав ему спокойной ночи, Анна вышла из комнаты. Щёки её пылали.
***
С первыми лучами солнца, они отправились в Райдхайм. Анна чувствовала себя неловко, из-за того, что Винсент тратит на неё рабочее время — в конце концов, в обязанности юриста не входило сопровождение её на стройку.
Рабочих было десять человек — семеро приехали из соседней деревни, и лишь трое оказались жителями Торнтона. Увидев подъезжающую машину, они тотчас принялись изображать кипучую деятельность. Винсент, впрочем, быстро установил порядок — пятерых оставил в саду, расчищать мусор и валежник, остальных же отправил в дом, где выделил каждому закреплённый “участок”: двоих определил в холле, третьего отправил красить столовую, четвёртому приказал навести порядок в кабинете на втором этаже, а последний, по распоряжению Анны, должен был взломать обнаруженную накануне дверь.
Нескольких ударов топора оказалось достаточно, чтобы разрубить сколоченные крест-накрест доски и сорвать обрывок ржавой цепи.
— Готово, мэм, — утирая пот, выдохнул рабочий.
Анна и Винсент переглянулись.
— Ну, что ж, — она смело шагнула вперёд и толкнула облезлую дверь.
Из чёрной глубины дохнуло сыростью и землёй с примесью чего-то гнилого. Каменные ступени, покрытые плесенью, уводили вниз и терялись в непроглядном мраке. Винсент зажёг керосиновую лампу и пошёл первым.
— Осторожней, — предупредил он, обернувшись, — ступени очень скользкие.
Перила, как таковые, отсутствовали и, чтобы не упасть, приходилось держаться за стены. С потолка тут и там капала вода, отдающая сточной канавой и, чем глубже они спускались, тем сильнее становился запах плесени и земли. Но вот ступени кончились, и свет лампы выхватил из темноты большое помещение, заваленное старым хламом.
— Всего-то? — ухмыльнулся Винсент, — а я-то ожидал как минимум висящий на цепях человеческий скелет.
Анна не ответила. Стоя на земляном полу, она оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, что именно показалось ей странным. На первый взгляд помещение ничем не отличалось от обычного подвала — стоящие вдоль стен стеллажи, забитые коробками и тряпьём, сломанные инструменты, распиханные по углам… Она подошла к обшарпанному столу, покрытому ровным слоем пыли. Среди поломанных вещей и пожелтевших бумаг её внимание привлекла облупившаяся шарманка, размером меньше ладони. Взяв безделушку, Анна повернула рычажок. Тихо заиграла музыка. “Люблю. Каждый день”, увидела она, выгравированную надпись, когда перевернула шарманку.
— Занятная вещица. Удивительно, что спустя столько лет, она всё ещё работает, — сказал заглянувший ей через плечо Винсент.
Прежде, чем Анна успела ответить, на лестнице раздался топот, за ним звук удара и отменная брань.
— Простите великодушно, — пробормотал рабочий, потирая ушибленный зад, — ступени скользкие, как сукины дети, вот и