– Либа!
– Что?
– Ты меня слушаешь?
– Разумеется.
– А почему тогда не ругаешься?
– Потому что ты сама всё понимаешь. Тебе не нужна сестра, которая объяснит, что от чужих парней надо держаться подальше.
– Ой, да ладно! Ну что они могут мне сделать?
– Ты взаправду хочешь, чтобы я ответила? Не будь наивна.
– А я всё равно пойду. И ты меня не остановишь.
– Куда пойдёшь?
– Вот! Я ж говорила, что ты меня не слушаешь! Повторять не буду. – Лайя скрещивает руки на груди и поворачивается ко мне спиной.
– Лайя, погоди! А как же шаббес? Сегодня пятница…
– И что?
– Ты ещё спрашиваешь? Не успели тятя с матушкой уехать, а ты уже не соблюдаешь шаббес? Нас пригласили…
– Я не собираюсь делать ничего дурного. Просто прогуляюсь перед шулом[35]…
– Пойти с тобой?
– Ещё чего! Ты всё испортишь. Ты мне не мама и не тятя, я буду делать, что пожелаю. Если потребуется – улечу. Даже в шаббес! Тебе меня не удержать! – выпалив всё это, Лайя бросается бегом в лес.
«Улечу»? Она сказала «улечу»?
Земля уходит у меня из-под ног.
Домой я возвращаюсь с разбитым сердцем. Не надо было ругаться с сестрой из-за тех парней. Лучше бы сделала вид, что всё в порядке. Однако мои сны наяву скалятся острыми зубами, протягивают острые когти, полнятся окровавленными перьями и лебедями, падающими с неба и уносящими мою сестру. Меня охватывает злость на родителей: уехали, взвалив на мои плечи бремя таких тайн, о которых и рассказать-то невозможно. Под ногтями покалывает.
Почему я тоже не лебедь? Не шейне мейделе – прекрасная и свободная? Почему я такая большая, неуклюжая, напуганная собственными ощущениями?
Смотрю на ногти и вижу, что они уже заострились. Зачем мне это? Не хочу такой становиться. Бегу в лес и закапываюсь руками глубоко в мягкий суглинок, пока не перестаю их чувствовать. Болит всё. Руки, ноги, боль сочится из каждой поры. Меня охватывают слабость и тревога.
Сосредоточиваюсь на ощущении земли под ногтями. Лес вокруг гудит. Сама почва подо мной гудит, ей передаётся движение соков в деревьях. Мы с Лайей прочно связаны с этой землёй. Мы принадлежим Кодрам, садам и виноградникам, что тянутся вдоль реки. Мы – дочери леса. Не представляю, как можно жить где-нибудь ещё.
Но из тятиных книг мне известно, что евреи были изгнаны из своей земли, из Иерусалима и Вавилона. У рек Вавилонских там мы сели и заплакали, когда вспомнилось нам о Сионе…[36] Тятя всегда поёт этот псалом на шалос-сеудос – третьей субботней трапезе. Дыхание у меня перехватывает. Не придётся ли нам когда-нибудь вот так же плакать о Дубоссарах, о здешней тихой жизни, как плачем мы о Иерусалиме и Вавилоне? Однажды наши с сестрой пути разойдутся. Я чувствую, что мы с ней уже на пороге. Крупные слёзы капают на землю.
И тут волоски на шее встают дыбом. За мной кто-то наблюдает.
Припадаю к земле, оглядываюсь вокруг и принюхиваюсь. Так и есть. Я чую его запах. Оборачиваюсь через плечо и вижу мельк меха за стволами дубов. Вскакиваю и бегу за чужаком, но скоро теряю его из виду. Тщательно обследую окрестности, всё напрасно. Я в лесу одна. Меня охватывает страх.
28
Лайя
Всё тот же гул за окном,чувствую – зреет беда.Если правда – медведи в лесу,мне нужно их задержать,пока не забрали сестру.Заварю-каромашковый чай.Он тревогу мою уймёт.Часть заварки впрок припасуна шаббес – таков завет,и не мне его нарушать.Хорошо бы добавить имбирь —в жилах раздуть огонёк,что вспыхнул при мысли о…о Фёдоре.Губы жжёт,лишь только вспомню касанье,его раскалённых губ.Язык стал сух и шершав.Что-то сегодня будетв его поцелуе? Вкусспелого абрикосаили иного чего?Руки мои хотят,хотят, хотят его рук.Он, только он одинспособен дать мне ответна все вопросы мои.29
Либа
Мои руки перепачканы в земле, зато ногти опять розовые и вполне человеческие. Прислушиваюсь, но различаю лишь стук собственного сердца и со всех ног бегу домой.
Кем был тот человек на базаре? Может, надо сообщить о нём кахалу, и Лайя не единственная, кому нужна защита? Может быть, мы все под ударом?
Кое-как вытерев ладони о юбку, открываю дверь. Увидев меня, Лайя вскрикивает.
– Ты дома? – спрашиваю.
– Ну да. А где же ещё?
– Я думала… думала, ты ушла.
– Я чай пью. – Сестра улыбается. – Для шаббеса тоже заварила.
На сердце у меня теплеет. Всё у нас наладится, всё.
– Лайя, я тебя очень люблю. Прости меня. Вдруг навалилась такая ответственность. Я за тебя боюсь, ближе тебя у меня в целом свете никого нет.
– Я тоже очень тебя люблю. – Сестра меня обнимает.
– И по тяте с матушкой я скучаю, – признаюсь ей. – Страшно за них. Устала я, Лайя, просто сил больше нет.
– Понимаю, – шепчет она, гладя мои волосы. – Знаю, ты стараешься присматривать за мной, чтобы я чего не натворила. Но не могу же я всю жизнь просидеть взаперти? Мне хочется побыть на людях, узнать их получше.
– Да-да, прости меня, сестрица. Слушай, Лайя… О чём тебе рассказала матушка перед отъездом?
– Либа, я знаю, кто ты.
– Знаешь? – Я едва не подпрыгиваю.
– У меня теперь такое чувство, что всегда знала. После маминого признания многое словно встало на свои места.
– Ты когда-нибудь замечала… то есть ты не начинала… – умолкаю, смешавшись, закрываю глаза и выпаливаю одним духом: – Иногда мои ногти удлиняются, зубы становятся острыми. И ещё. Мне всё время хочется есть.
– А у меня спина зудит и руки болят. Кажется, спрыгну с крыши – и полечу.
Мы с сестрой смотрим друг на друга, впервые увидев в новом свете. Однако я не знаю, как сказать Лайе, что за ней могут прилететь лебеди. Очень не хочется этого говорить. Очень страшно потерять сестру. Решаюсь только пробормотать:
– Скажешь, если увидишь поблизости лебедей?
– Да я их всё время вижу.
– Правда?
– Ага. На реке, в небе… Один даже повадился на нашу крышу прилетать. А ты скажешь, если увидишь медведей?
– Скажу. Держись от лебедей подальше, хорошо? И на крышу не вылезай. Обещаешь?
Лайя согласно кивает, но по глазам вижу – врёт.
– Ты в самом деле думаешь, что речь идёт об обычных медведях? – спрашиваю.
– Не знаю, но собираюсь выяснить.
– Сейчас я была в лесу, и мне показалось, будто за мной подсматривают. Попыталась догнать соглядатая, да куда там! Слишком быстр. Заметила только мелькнувший мех. Вечером смотри в оба, Лайюшка. Теперь я не единственный медведь в окрестностях.
– Буду настороже. Но и ты тоже поостерегись. Неразумно гоняться по лесу за незнакомыми медведями.
– Постараюсь. Пообещай мне ещё кое-что.
– Что?
– Если увидишь, как я… меняюсь, беги, Лайя, беги со всех ног.
– Куда и зачем?
– Затем, что я себе не доверяю. Я
