– Спасибо, – сказал я. – Это и правда круто. Как-то сразу возвращается смысл. То есть ощущение смысла. Теоретически-то понятно, что он и так во всём есть.
* * *– Ну, и что ты, в итоге, решил? – спросила Агата. И не дожидаясь ответа, поморщилась: – Ладно, можешь не говорить. Сама знаю, что ничего хорошего. Для этого и мыслей читать не надо. Достаточно тебя знать. А я знаю – лучше, чем самой хотелось бы. Что успела узнать, уже не забуду, как ты ни защищайся, сколько барьеров ни ставь.
Мы сидели в купе, снова ставшем роскошным, как декорация для съёмок кинофильма про красивую старинную жизнь. За окном было светло – впервые на моей памяти. Несколько раз я видел из окон этого поезда предрассветные и закатные сумерки, а всё остальное время снаружи царила ночь. Но сейчас был яркий сияющий полдень, и мы ехали по бескрайней равнине, заросшей жухлой травой. Больше ничего здесь не было – ни деревьев, ни человеческого жилья, ни даже каких-нибудь телеграфных столбов. Только море сухой травы под бледно-сиреневым небом и солнце в зените, ослепительное, истошно розовое, как воспалённый волдырь. Смотреть на этот пейзаж было почти мучительно, но я всё равно почему-то глаз не мог отвести.
– Это специальный неприятный пейзаж для неприятного гостя, – усмехнулась Агата. – По удачному стечению обстоятельств я однажды придумала волшебную страну Зуйфатан, жители которой не хотят, чтобы к ним ломились все подряд. И умело замаскировались: когда к границе страны Зуйфатан приближается добрый человек с благородным сердцем, он видит лесистые холмы и прекрасные замки – всё как есть. А невежественные пройдохи вроде тебя, равнодушные ко всему, кроме собственного благополучия, видят только унылую равнину и палящее солнце. И их охватывает такая печаль, что некоторые умирают от горя. А другие, покрепче, просто убегают в слезах.
Дверь купе беззвучно открылась, вошла женщина в глухом чёрном платье до пят, поставила на стол поднос с одним бокалом и, низко поклонившись, ушла. Лица у неё не было, просто гладкий блестящий овал, обрамлённый светлыми локонами, как у некоторых манекенов.
– Что, страшно? – усмехнулась Агата. – А мне очень нравится. Специально такую себе пожелала. У прислуги не должно быть лица.
– Да что тут страшного, – вздохнул я. – Тоже мне ужас – безликая тётка с подносом. Я и похуже вещи видал.
– Нашёл чем хвастаться, – поморщилась Агата. – Навидался он всякой дряни в своём дурацком волшебном мире. Воистину великий человек!
Взяла бокал, залпом выпила прозрачную жидкость, поморщилась. Объяснила:
– Это водка. Дрянная. Дешёвая. Невероятно противная. Я её ненавижу почти так же сильно, как тебя. Поэтому и заказала – для полной гармонии. Чтобы помянуть былую любовь. Тебе не предлагаю. Не хочу тебя ничем угощать.
– Ничего, – сказал я. – Такие лишения я совершенно точно переживу.
Я совсем не сердился. Вместо злости меня охватила обещанная печаль. Но вряд ли виной тому стал унылый пейзаж за окном. Мне было очень жалко Агату. Ясно же, что от хорошей жизни так себя даже с настоящими врагами не ведут.
– А ведь всё могло быть иначе, – сказала она. – Если бы у тебя было храброе сердце, если бы ты так себя не берёг, если бы не отмахнулся от предначертанной тебе великой судьбы! Неужели ты до сих пор не понял? Мы же встретились не случайно. Это исполнилось твоё предназначение. Ты родился только затем, чтобы однажды меня спасти. И вместе со мной дать жизнь моим прекрасным мирам. Поодиночке мы с тобой просто мечтатели, мало чего стоим. Зато вместе мы – бог! Настоящий, не выдуманный. Мы – Создатели. Творцы новой жизни. Важней и прекрасней этого не может быть ничего. Удивительно, что ты этого не понимаешь! Ты же не тупой. По крайней мере, не такой тупой, как другие. Но на этом месте у тебя какое-то слепое пятно… А может, тебя просто заколдовали? Этот твой так называемый друг и учитель? Который, конечно, хочет, чтобы ты служил не мне, а ему. Он не дурак, такую игрушку раньше времени из рук выпускать!
– Может быть, – легко согласился я. – Но тут ничего не поделаешь: если он меня действительно заколдовал, это надолго. За неделю точно не рассосётся. Так что добровольно отдавать тебе свою силу я в ближайшее время не стану. Прости.
Я был даже рад за Агату, которая наконец придумала приемлемое объяснение моему поведению. Если меня злодейски околдовали, можно не чувствовать себя отвергнутой. И хотя бы от ущемлённого самолюбия не страдать.
– Я его ненавижу, – сказала Агата. – С самого первого дня. Ещё ничего толком о вашей жизни не знала, видела несколько непонятных мне эпизодов из твоей жизни, и всегда рядом с тобой был этот страшный, безжалостный человек, для которого ты просто игрушка. Забавная, не похожая на остальные, долго можно так и этак крутить, приспосабливать к своим нуждам. Если однажды освободишься от его власти, сам это поймёшь. И содрогнёшься от ужаса, осознав, какую великую судьбу потерял. А исправлять будет поздно. Я не стану ждать тебя целую вечность. Другого помощника найду. Собственно уже… – на этом месте она осеклась, явно сообразив, что сболтнула лишнего.
– Что – уже? – спросил я. – Уже нашла?
Агата посмотрела на меня с таким откровенным ужасом, что я сразу понял: она не впустую хвастается. Похоже, действительно нашла.
– Кого?
В ответ на вопрос она разрыдалась. Бормотала, захлёбываясь, сквозь слёзы: «Никого! Ты не думай! Я так специально сказала, чтобы тебе стало обидно! Никто никогда не заменит тебя!» Но я знал, что её слова ничего не значат. Просто надо же как-то выкручиваться. А что плачет так горько, ничего удивительного. Я бы, может, и сам рыдал от досады, если бы так глупо выдал себя.
Тогда я прищёлкнул пальцами и метнул в Агату свой Смертный Шар. Без особой надежды, что он хоть как-то подействует, всё-таки она – наваждение, а Смертные Шары поражают только живых людей.
Правильно, в общем, что без надежды, по крайней мере, разочарование было не так велико, когда Агата, улыбнувшись сквозь слёзы, спросила:
– Это ты что сейчас сделал? Мысленно погладил меня по голове? Или просто подумал что-то хорошее?
– Что-то вроде того, – мрачно сказал я.
Не признаваться же: «Хотел поработить твою волю и заставить честно отвечать на вопросы, но похоже, не вышло, прости».
Агата улыбнулась ещё ослепительней.
– Я почувствовала. Спасибо. Ты всё-таки очень хороший. Заколдован ужасным злодеем, лишён собственной воли, а всё равно любишь меня!
– Люблю, – эхом откликнулся я, и
