– Какой, сука, шарик… – Тема растерянно моргнул, суетливо оглянулся на Батыра. Тот отрывисто сплюнул и начал грузно выбираться из-за столика.
Тема повернулся обратно, широко скалясь в гадливеньком предвкушении. Кряжевой равнодушно бросил:
– У тебя глаз сейчас убежит.
– Че-е-е?! – ошалел Тема. А через миг – с воем припечатал основание ладони к левому глазу. Бесокрут одобрительно кивнул. Жрать подано!
Вой сменился визгом, быстро переросшим в крик. Из-под ладони упруго брызнуло красным, Тема отчаянно мотал корпусом, словно пытался сбросить с себя нечто, причиняющее ему страдание. Батыр, сделавший первый шаг к столику Кряжевого, замешкался, на туповатом лице проступала тревога. Пожилые тоже таращились в их сторону, пока еще растерянно, непонимающе, но Кряжевой знал, что скоро им станет страшно. Очень страшно.
Тема неожиданно замолчал, а потом охнул, коротко, утробно. И резко убрал ладонь от глаза, словно тот стал нестерпимо горячим или колючим.
Бесокрут раздернул потрескавшиеся губы в радостной улыбке, выставившей напоказ редкие пеньки сгнивших зубов. Глаз Темы наполовину вылез из глазницы, словно его выталкивали изнутри черепа, и часто дергался, явно желая обрести полную свободу. На щеку полз кровавый ручеек, он быстро ширился, пока еще распадаясь на отдельные струйки.
Кряжевой не стал тянуть время.
– Змеиный язык!
Тема широко открыл рот и завыл, так же утробно, как и охал, но в этот раз – дольше. Длинный, с желтоватым налетом язык вытянулся, словно его прихватили невидимыми щипцами и собирались вырвать.
Треснуло – влажно, еле слышно. Кончик языка плавно разошелся в стороны, разрыв побежал дальше, превращая нежную плоть в уродливое подобие змеиного жала. Бесокрут мелко кивал и подсыпал в Темин вой кашляющие старческие смешки.
– Откуси его!
Капкан челюстей клацнул – глухо, резко. Нижняя с силой сдвинулась влево, вправо, не разжимаясь, мелкие острые зубы допиливали то, что не смогли прокусить полностью. Два кровоточащих шматка скользнули по черной джинсовой рубашке Темы, шлепнулись на пол. Секундой позже к ним присоединился глаз.
Батыр все же бросился к приятелю. Кряжевой поймал плотную фигуру Теминого подельника взглядом, безжалостно отмерил:
– Кишки наружу!
Желтую футболку Батыра наискось, жирно перечеркнуло красным. Его мотнуло в сторону, он подломился в коленях, задел и уронил стул. Громко, с болью выкрикнул что-то на своем языке, прижал короткопалые ладони к животу. Красная черта разбухала, делаясь пятном, Батыр завалился на бок, продолжая гортанно выкрикивать непонятные слова. Низ футболки вылез из спортивных штанов, обнажив полоску кожи, обильно поросшую короткими черными волосками, и край впадинки пупа, в которую затекала кровь.
Бесокрут ерзнул на стуле, нетерпеливо причмокнул, облизнулся. Кряжевой снова перевел взгляд на Тему. Яйца или ногти?
– Ногти – брысь!
Крепко сжатые кулаки Темы одновременно разжались, это было похоже на жест фокусника, заклинающего шляпу с кроликом. Тихонько хрустнуло-чавкнуло, и чешуйки ногтей отделились от лунок, посыпались на пол. Тема надсадно выл, распялив окровавленный рот, подрагивая обрубком языка. Перемешанная со слюной кровь текла по подбородку, выплескивалась на одежду, на пол. Через секунду он сделал два шажочка вперед, но зеленые кроссовки заглушили звук и не дали увидеть, как слезают ногти на пальцах ног…
Глаза Бесокрута были широко открыты, волосатые ноздри жадно раздувались, он впитывал чужую боль, утоляя голод, которому сегодня исполнился ровно год.
Батыр уперся рукой в пол, как будто хотел встать или уползти подальше от Кряжевого. Под футболкой вспух бугристый ком, Батыр прижимал его другой рукой, не давая выпасть окончательно. Ткань задралась еще выше, и теперь был виден край разрыва: желтоватая прослойка жира, темно-красные волокна мышц и часть кишки – округлая, сизая, глянцевая…
Кряжевой поймал взгляд Батыра – мутный от боли. Увидел, как его глаза округлились в ужасе от понимания, что кошмар еще не закончен. Бесокрут громко чавкнул от удовольствия.
– Рот до ушей!
Пожилые заполошно бросились к выходу, испуганно выкрикивая что-то неразборчивое, сталкиваясь и мешая друг другу. В конце короткого неширокого коридорчика, соединяющего бар и зал, возникла расплывшаяся женская фигура в красной блузке и голубых джинсах. Кряжевой узнал барменшу – мужеподобную, вульгарно накрашенную тетку лет пятидесяти с плутоватым лицом.
– Прекратите! – заверещала она. – Полицию вызову!
Ответом был жуткий крик Батыра. Его щеки стремительно разорвало от уголков рта до скул.
Лицо тетки скомкал испуг, она грузно отпрыгнула назад, к бару. Кряжевой услышал, как она блажит, требуя, чтобы невидимая ему Петровна немедленно звонила в полицию, потому что «там всех сейчас поубивают и к нам придут!».
Кряжевой вытащил из заднего кармана джинсов платок. Проворно, тщательно протер графин, стопку и вилку – лишним не будет, схватил со стула пакет с вещами и метнулся к выходу. Бесокрут остался сидеть, жадно впитывая-поедая страх и боль приятелей.
Кряжевой в два прыжка одолел шесть невысоких ступенек, толкнул металлическую дверь, усеянную крупными тускловатыми наклейками – тузами всех мастей. Тенистая улочка была пустынна, и он быстро зашагал к ближайшему проулку, доставая из нагрудного кармана очки с простыми стеклами.
Водрузил их на нос, вжикнул молнией на рубашке…
Преображение заняло меньше минуты. Теперь его вряд ли могли опознать с ходу – очки, кепка и футболка с длинными рукавами сделали из него другого человека. Даже если к «Козырному тузу» вот-вот прибудет патрульный экипаж, у него будет время затеряться в городе. Пожилые в пивную сегодня вряд ли вернутся, барменша рассмотрела его постольку-поскольку, Тема с Батыром вообще не в счет…
Этот район Кряжевой помнил сносно, побродил здесь за последние два дня. Спустя еще три минуты он стоял на остановке, делая вид, что всецело увлечен смартфоном. Малочисленные ожидающие автобуса не обращали на него внимания – копается мужик в телефоне, зрелище привычное до отвращения, не он первый, не он последний…
Из-за школьной ограды, заканчивающейся метрах в ста от остановки, вынырнул новенький пазик. Свернул, неторопливо покатил дальше. Кряжевой поднял голову, отыскал взглядом табличку за лобовым стеклом. Маршрут номер…
«1» – значилось на старой, но крепкой, обитой коричневым дерматином двери. Единица без промедления напомнила Кряжевому кол с живодерской придумкой: чтобы нельзя было вытащить, вконец не разодрав внутренности.
Он криво ухмыльнулся, четко осознавая, почему в голову пришло именно такое сравнение. Всю дорогу сюда возможная неудача представлялась ему чем-то вроде этого самого кола, на который он сядет резко и до упора…
Звонка и глазка не было, и Кряжевой несколько раз стукнул кулаком в центр двери.
Прислушался.
В глубине квартиры что-то скрипнуло, потом раздался кашель – лающий, нехороший. Кряжевой решил, что он затянется надолго, но не угадал. Кашель смолк почти сразу, а потом раздался хриплый и будто бы полузадушенный возглас:
– Открыто!
Кряжевой несильно толкнул дверь от себя, распахнув ее почти наполовину, открывая взгляду часть тесноватой прихожей. Вытертые доски со следами коричневой краски, светло-зеленые обои с простеньким золотистым узором, два крючка для верхней одежды на стене, аккуратно поставленные черные полуботинки под ними и прислоненная в углу тросточка – самая обычная, со слегка изогнутой г-образной ручкой.
Кряжевой готовился увидеть что-нибудь выходящее за рамки его понимания, даже
