В ответ на это человек фыркнул и насмешливо развел руки в стороны:
– Нет, это просто восхитительно! Вы только послушайте его: «а кто еще?» Вообще-то, да будет вам известно, жители всего западного участка Кольцевой. Мы, конечно, справляемся, но изредка нам нужен доступ сюда, в узел управления заслонками. Поэтому простите за беспокойство, но пришлось опять вскрывать вашу консерву.
– Так это ты срезал замок и открыл дверь? А ты знаешь, что к нам теперь поступает радиоактивная вода?
– Приношу свои извинения. Я уже почти закончил. Не переживайте, сегодня же я заварю дверь обратно. Вы ведь сможете откачать то, что уже поступило, да? Вот и прекрасно.
– Стоп! Какие еще жители западного участка Кольцевой? – Пьер, будто рыбу в мутной воде, стремительной острогой нанизал ускользнувшую было фразу незнакомца. – Все метро, кроме нашей станции, мертво! Что, нет?
– Э-э-э, похоже, тебе предстоит узнать кое-что новое, парень. Только бога ради, отведи в сторону оружие.
* * *Пьер снял прорезиненный капюшон и вытер испарину со лба.
– Зачем нужно было это скрывать от нас, «коммунаров»? Мы же и сейчас думаем, что больше никого не осталось.
Денис с заметным усилием повернул один из вентилей, и в недрах труб что-то зашумело.
– Ну как тебе сказать. Возможно, ваше руководство считает паству тем послушнее, чем меньше у нее знаний. А стало быть, меньше искушений. И претензий тоже меньше.
– Это же чудовищно! Может, Филипп просто не догадывается о существовании других выживших?
Инженер насмешливо фыркнул:
– За столько-то времени? Знаешь, мы ведь периодически встречаем в вылазках наверх ваших сталкеров. Мы называем их дикими.
– Почему? – Пьер не спешил надевать маску противогаза обратно, все еще не мог надышаться.
– Они никогда не идут на контакт. Сознательно избегают всех коллег по прочему метро из тех, что рискуют выбираться в город. А пару раз ваши разведчики и вовсе нас обстреляли. Явственно дали понять, мол, не суйтесь! Здорово вам там мозги промыли, ничего не изменилось. – Инженер отвернулся и загремел газовым ключом в недрах насосного механизма.
Тут Пьер впервые обратил внимание, что его собеседник вооружен. Небольшой, кургузый автомат свободно висел под правой рукой. Прихваченное петлей оружие сливалось с запачканным комбинезоном химзы, и разглядеть оружие удалось не сразу. Пьеру отчего-то подумалось, что Денис все время держался так, чтобы автомат не был виден собеседнику. Сознательно?
– С каких именно пор? – Пьер словно невзначай сменил диспозицию, теперь в поле зрения были видны руки говорившего.
– С позапрошлого года. Двое ваших, один за другим, пришли разбираться, почему через дверь течет грязная водица. Дошли до большого метро, узнали правду и решили не возвращаться. Правда, сваркой дверь попросили прихватить, чтобы все как прежде было.
Пьер задумался. «А ведь всего таких случаев с протечками было четыре или пять. Все ушедшие пропали без вести. Но если верить словам этого ремонтника, двое просто не стали возвращаться. Куда же делись остальные?» Вслух спросил:
– Допустим, Филипп нам врет. Предположим, что у него есть сообщники, кто-то из сталкеров. Но остальным же просто морочат голову, они ничего не знают! Значит, я должен пойти и рассказать им, как все обстоит на самом деле.
– Уверен, что хочешь вернуться?
– Да. Только знаешь что, ты дверь пока не заваривай. Я думаю, люди захотят убедиться в моих словах и попробуют дойти до жилых станций. Ради этого, глядишь, мы и обвал наконец расчистим. Да если люди узнают правду, у нас такое начнется! Свободной лопаты не найдешь, все бросятся туннель откапывать.
Денис как-то странно посмотрел на Пьера. С сочувствием.
– Ты только не расстраивайся, но мне кажется, никто не придет.
– Почему?
– Людям так легче. Привычнее. Ты потом поймешь.
В трубе раздалось гудение и зашумела вода. Денис удовлетворенно кивнул и быстро собрал сумку с инструментами.
– Ты добрый малый. Совестливый. Это нынче редкость. Если останешься жив и захочешь перемен, бросай своих затворников и приходи к нам. Спросишь обо мне на Киевской, тебя проводят.
Они вместе вышли из помещения насосной станции, и Денис на прощание пожал Пьеру руку. Потом каждый из них пошел в свою сторону. Музыкант в сторону трубы, а техник туда, где, по его словам, жило большое метро. Почему-то Пьер снова вспомнил о том, что Денис был вооружен. Да, в его поведении не проскальзывало ничего агрессивного, напротив. Но не от того ли, что Пьер был всегда настороже и его собственный автомат был под рукою? А сейчас его спина ничем не защищена. И как доверчиво он принял за чистую монету все, что сказал ему ранее незнакомый человек. Пьера окатил холодный пот, и показалось, что вот-вот грохнет за спиной чужой ствол, что сейчас ему между лопаток войдет пуля. И когда сзади действительно ухнуло, он вздрогнул всем телом. Но это лишь захлопнулась металлическая дверь. На пределе слуха Пьер уловил звук удаляющихся шагов.
* * *– Вы даже не удивлены. Почему? Вы мне не верите или… просто знали это?
– Ну откуда мы могли знать, посуди сам? – Стефан попыхивал папиросой и с любопытством смотрел на Пьера. – Будь все так, как ты говоришь, зачем было бы посылать кого-то в трубу? Дождались бы, пока твои желтые все назад законопатили. Нет, мы не знали причины течи. Вдруг это сверху грунт размыло и радиоактивное дерьмо с улиц топит станцию?
– Почему желтые? – переспросил музыкант.
– Что? А, ну ты же сам сказал, что тот мужик был в химкостюме желтого цвета. Разве нет? – удивился Стефан.
Какое-то время Пьер молча смотрел ему в глаза. А потом выдохнул в лицо рыжему:
– Сволочи. Вы же точно знали, что они есть и как выглядят. Потому что я не говорил тебе, какого цвета у него был костюм. Ты знал.
Паскаль досадливо крякнул и поморщившись, прохрипел напарнику:
– Болван. Какое же ты, прости господи, трепло, – потом повернулся к Пьеру и указал на его фонарь. – Представь, что это то, насколько далеко и прозорливо смотришь на события ты. Безусловно, что-то тебе кажется отчетливым и понятным, но основное скрыто. А теперь взгляни вот на это, – Паскаль указал на караульный прожектор. – Это то, насколько далеко видит Филипп Ламбер. Сравни, пожалуйста, что видно тебе и что открыто ему. Так разумно ли подвергать сомнению его решения? Филипп не просто начальник станции. Он, можно сказать, нам всем любящий и заботливый отец.
– Ты хотел сказать – тиран. Потому что нет тут никакой заботы, люди не дети малые, чтоб за них решали, как им жить.
– Один раз уже решили, и до того дошло, что земля в атомном огне сгинула. Все власть поделить не могли. Хватит, наигрались. Пусть они там у себя на станциях хоть режут друг друга, хоть вешают.
