– Стремилась она… пожалуй что, избежать казни. Но если начать с более отдаленного прошлого, она, несомненно, желала освободиться из заточения. Сколько она провела взаперти, двадцать лет?
– Около того.
– Значит, свобода и трон – судя по тому, что я слышал, любой. Английский, шотландский, а то и французский, если удастся вернуть его себе.
Поднявшись на ноги, Девен подошел к шахматной доске. Если уж Уолсингем начал с метафоры, метафорами он и продолжит. Сняв с доски белую королеву, он выставил ее на столик, напротив черной сестры.
– Елизавета и ее правительство. Они – вернее, вы – стремятся обезопасить власть протестантов. И действуют против Марии – как узурпаторши, хотя, было время, ее считали возможной наследницей престола, не так ли?
Лицо Уолсингема оставалось непроницаемым – как обычно, особенно в тех случаях, когда он в очередной раз подвергал испытанию Девеново понимание политической обстановки.
– Таковыми считали многих.
Однако отрицать правоты Девена он не стал. В жилах Марии Стюарт текла кровь Тюдоров, а католики вовсе полагали Елизавету незаконнорожденной, не имеющей на корону никаких прав.
– Но, судя по всему, она являла собою скорее угрозу, чем благоприятную перспективу. И, не сочтите за дерзость, милорд, я думаю, вы были одним из первых, кто призывал убрать ее из игры.
Главный секретарь хранил молчание, но Девен и не ожидал от него никаких слов. Он уже размышлял над выбором следующей фигуры.
– Фракция шотландских протестантов и их монарх – с тех пор, как дорос до самостоятельного правления.
На столик отправился черный король, помещенный Девеном рядом с белой, не с черной королевой.
– Якова Шотландского я не знаю, и сколь крепко любил он покойную мать, судить не могу. Однако она была смещена с трона и заклеймена убийцей никем иным, как фракцией протестантов. Осмелюсь предположить, никакой любви к ней они не питают.
Стоило упомянуть протестантов, прочие участники сделались очевидны. Колебался Девен только в подборе фигур.
– Католические мятежники, как английские, так и шотландские.
Этих он обозначил пешками, черной и белой, поместив обе на сторону черной королевы. Разумеется, считать всех бунтовщиков безграмотными мятежными крестьянами было бы ошибкой, но ведь в конечном счете все они – пешки стоящих за ними корон, кем бы ни были по рождению.
– Их цели вполне очевидны. Реставрация католической веры в обеих странах, под властью королевы-католички, что вправе претендовать на оба трона.
Чего он еще не принял в расчет? Иноземных сил, поддерживающих изображенных пешками мятежников. Избрав черный цвет для шотландцев, а белый – для англичан, Девен не оставил им места в созданной иерархии. В конце концов он снял с доски пару черных слонов.
– Франция и Испания. Обе, подобно мятежникам, стремятся к реставрации католичества. Франция давно шлет в Шотландию людей и оружие, дабы вернее досадить нам, ну, а Испания в отместку за казнь Марии Стюарт двинула на нас Великую Армаду.
– Больше предлог, чем основная причина, – наконец-то заговорил Уолсингем. – Но разместили вы их верно.
Фигуры, выстроившиеся на столике, образовали странную, беспорядочную шахматную позицию. По одну сторону – черная королева с парой своих слонов, пешкой и еще одной пешкой, но уже белой. По другую – белая королева и черный король. Не пропущен ли кто? Английская сторона оказалась в отчаянном меньшинстве, однако расстановка сил была отражена вполне достоверно. Разумеется, у Англии имелись союзники-протестанты, но их участия в тех шотландских делах Девен разглядеть не мог.
Единственной фракцией, касательно коей у него имелись сомнения, оставались ирландцы, с которых и началась вся дискуссия. Однако об их участии в данных событиях он ничего не знал и даже не мог представить себе чего-либо мало-мальски разумного.
Что ж, если он провалил испытание, так тому и быть.
– Выдержал ли я экзамен, сэр? – спросил Девен, с легким поклоном повернувшись к Уолсингему.
Вместо ответа Уолсингем снял с доски и выставил на стол, на сторону англичан, белого коня.
– Тайный Совет Ее величества. А это, – пояснил он, выдвигая в центр столика, на свободное место меж двух сторон, белую королеву, – Ее величество Елизавета.
Тем самым он отделял Елизавету от ее же правительства.
– Так она не желала казни королевы Шотландии?
– И да, и нет. Вы верно заметили: Мария Стюарт являлась потенциальной наследницей престола, хотя англичане протестантской веры не согласились бы с этим ни за что. Вдобавок, Ее величество опасалась казнить миропомазанную королеву иной страны.
– Из боязни создать прецедент?
– Разумеется, смерти нашей королевы желают многие, независимо от наличия прецедента. Но если позволительно предать смерти одну королеву, значит, позволительно поступить так же и с другой. Мало этого, не забывайте: они ведь состояли в родстве. Да, Ее величество вполне сознавала ее опасность и для себя самой, и для всей Англии, но прибегать к смертной казни очень не хотела.
– Однако указ о ней в конце концов подписала.
Уолсингем бледно улыбнулся.
– Только подвигнутая к сему ошеломляющими уликами да долгими усердными стараниями своего Тайного Совета. Добиться цели было нелегко, а Дэвисон, ее секретарь, отправился за это в Тауэр. Да-да, – кивнул он в ответ на изумление Девена, – под конец Елизавета передумала, но слишком поздно, чтобы предотвратить казнь Марии, ну а гнев ее пал на Дэвисона, хотя тот ничем его не заслужил.
Девен опустил взгляд на одинокую белую королеву, застывшую в нерешительности меж двух противоборствующих сторон.
– Так в чем же загадка? Каковы истинные помыслы Ее величества касательно королевы Шотландии?
– Вы упустили из виду одного игрока.
Девен задумчиво закусил губу и покачал головой.
– Как ни соблазнительно объявить им ирландцев, полагаю, вы имеете в виду вовсе не их.
– Так и есть, – подтвердил Уолсингем.
Девен вновь оглядел шахматные фигуры – и выставленные на столик, и те, что остались без дела на доске – и заставил себя смежить веки. Метафора была весьма привлекательна, однако попадаться в ее рамки, точно в капкан, не стоило. Тут нужно думать не о конях, ладьях и пешках, а о государствах и их правителях.
– Папа?
– Представлен здесь уже названными католическими силами.
– Значит, некая протестантская страна…
Да что же это такое? Немедля забыть о черном и белом!
– Или кто-либо издалека? Русские? Турки?
Уолсингем отрицательно покачал головой.
– Ближе к дому.
Придворный либо кто-то из знати, не служащей при дворе… Таких Девен мог вспомнить немало, однако никто из них явных связей с королевой Шотландии не имел.
– Не знаю, – сказал он, сокрушенно покачав головой.
– Я тоже.
Эти простые слова заставили Девена резко вскинуть голову. Уолсингем взирал на него, не моргнув и глазом. Глубокие морщины, расходившиеся веером от уголков его глаз, сделались явственнее, заметнее обычного, заодно с сединою волос и бороды. Живость ума главного секретаря Елизаветы нередко заставляла забыть о его возрасте, но сейчас, признав свое поражение, он выглядел глубоким стариком.
Хотя нет, о поражении думать рано. Уолсингема еще не переиграли
