Воспоминания: декабрь 1585 г.
Едва он ступил на землю городка Рай, что в Восточном Суссексе, как по бокам к нему подступили двое дюжих малых, а третий с широкой, однако лишенной всякой теплоты улыбкой загородил путь.
– Пойдете с нами, – велел улыбавшийся. – Приказ господина главного секретаря.
Двое прочих пройдох подхватили путешественника под локти. Пленник их выглядел довольно невзрачно: молодой человек, то ли гладко выбритый, то ли из тех, что не могут отрастить бороды ни при каких обстоятельствах, одетый неплохо, но без экстравагантности. Однако корабль пришел из Франции, что само по себе могло послужить причиной для подозрений. Что же до этой троицы, это были отнюдь не таможенники, облеченные властью обшаривать прибывающие суда в поисках контрабанды или католической крамолы. Они явились за ним.
Один против троих, схваченный только пожал плечами.
– Что ж, я в полном распоряжении господина главного секретаря, – сказал он.
– Вот и ладненько, – проворчал один из громил, и юношу повели за пределы доков, в грязные закоулки Рая.
Не спуская глаз с пленника, трое пустились в путь – на север, потом на запад, под серым студеным небом. Три дня в холоде и лишениях привели всех в частный дом близ дворца Плачентия, что в Гринвиче. Следующий день принес с собою стук в дверь.
– Ну, хоть не позже того, – буркнул главарь, отправившись отпирать.
Через порог, встряхнув складками плаща, переступил сэр Фрэнсис Уолсингем. Снаружи, у двери, заняли позицию двое солдат при оружии. Не оглянувшись ни на них, ни на нанятую им троицу, Уолсингем расстегнул плащ и подал его одному из громил. Взгляд его темных глаз был прикован к пленнику. Тот поднялся и отвесил поклон. Трудно было сказать, нарочно ли он вложил в сей поклон насмешку, или же этакое впечатление внушала неловкость, сообщенная юноше связанными за спиною руками.
– Господин секретарь, – заговорил пленник. – Я предложил бы вам свое гостеприимство, но ваши люди отняли все мои пожитки, да, кроме того, и дом этот принадлежит не мне.
Не обращая внимания на его сарказм, Уолсингем жестом велел двоим из громил убраться, а главному – остаться при нем. Едва в комнате, кроме них троих, не осталось никого, он показал юноше письмо с бережно отделенной от бумаги печатью.
– Гилберт Гиффорд. Вы прибыли из Франции, имея при себе письмо от католического заговорщика Томаса Моргана к низложенной королеве Шотландской. Письмо, рекомендующее вас как ее верного союзника. Уверен, вы понимаете, каковы могут оказаться последствия.
– Вполне, вполне, – отвечал Гиффорд. – Но также понимаю, что, собираясь дать обвинению ход, вы не прибыли бы сюда для приватного разговора. Посему не обойтись ли нам без угроз да запугиваний и не перейти ли прямо к насущным материям?
Главный секретарь смерил его долгим взглядом. Темные глаза в гнездах из «гусиных лапок» не выражали никаких чувств. Наконец он опустился в одно из немногих кресел и указал Гиффорду на другое. Тем временем человек Уолсингема выступил вперед и развязал пленнику руки.
Когда с этим было покончено, Уолсингем сказал:
– Вы говорите как человек, намеревающийся что-либо предложить.
– А вы говорите как тот, кто намерен начать переговоры.
Размяв руки, Гиффорд пристально осмотрел их и аккуратно опустил ладони на подлокотники кресла.
– Говоря попросту, – продолжал он, – положение мое таково: да, я прибыл сюда с этим рекомендательным письмом и твердо намереваюсь применить его к делу. Одного только пока не решил: к какому.
– Значит, вы предлагаете мне свои услуги.
Гиффорд пожал плечами.
– Противоположную сторону я оценил. Дуэ, Рим, Реймс… Не сомневаюсь, у вас в закромах имеется обо всем этом подробное досье.
– Как и о том, что в апреле вы приняли сан диакона католической церкви.
– Не знай вы этого, я был бы разочарован. Да, я учился в их семинариях и кое-чего достиг. В ином случае Морган и не подумал бы рекомендовать меня Марии Стюарт. Но, зная об этом, вы должны знать и о моих конфликтах с предполагаемыми союзниками.
– Да, мне о них известно, – спокойно, без суеты, свойственной людям низшим, подтвердил Уолсингем. – Выходит, вы хотите сказать, будто эти конфликты – свидетельство искренней неприязни, а нынешнее ваше положение достигнуто лишь затем, чтоб завоевать доверие.
– Возможно, – с едва заметной улыбкой согласился Гиффорд. – Мне хотелось бы стать кому-либо полезным, особой страсти к католической вере я, в отличие от родни, не питаю, а ваши дела, очевидно, идут в гору. Хотя, быть может, готовность переменить сторону окажется для вас достаточной причиной не доверять мне. Вдобавок я не тверд ни в чьей вере, включая и вашу.
– Я веду дела не только с доктринерами, но и с людьми мирскими.
– Рад слышать. Что ж, вот вам моя ситуация: я прислан найти способ восстановления тайной связи с Марией Стюарт, дабы ее союзники здесь и за границей могли снова строить планы ее освобождения. Если вы пожелаете воспрепятствовать этой связи, помешать мне несложно, но в этом случае они подыщут кого-нибудь другого.
– Тогда как, воспользовавшись вами, я буду знать содержание переписки?
– Разумеется, если исходить из посылки, будто я – единственный курьер, а не прислан отвлечь вас от истинного канала связи.
Оба надолго умолкли; молчал, не сводя с них взгляда и третий, и только огонь в очаге оживленно потрескивал, щедро согревая комнату своим теплом. Меж Уолсингемом и Гиффордом не чувствовалось даже намека на теплоту, однако их встреча сулила обоим кое-какие возможности, что было куда предпочтительнее дружеского тепла.
– Ваш арест видели многие, – сказал, наконец, Уолсингем. – Что скажете об этом Моргану?
– Он – валлиец. Скажу, будто ответил вам, что прибыл сюда помогать валлийской и английской фракциям в борьбе с иезуитами.
– После чего я, относясь благосклонно к внутренним распрям среди врагов, отпустил вас продолжить сие начинание.
Гиффорд глумливо улыбнулся.
Уолсингем вновь умолк, сверля его немигающим взглядом.
– Установив связь с королевой Шотландии, вы сообщите обо всем мне, и мы оговорим способ держать ее переписку под присмотром, – сказал он, возвращая Гиффорду письмо от Моргана. – Отправляйтесь на Финч-лейн, близ Лиденхолл-маркет. Там отыщите человека по имени Томас Феллипс. Отдайте письмо ему, оставайтесь при нем и ждите моего приказа. Задержки никто не заметит: шотландку перевозят в иную резиденцию, и, пока с этим не будет покончено, никто и не ожидает, что вам удастся наладить с ней связь. Когда придет время действовать, Феллипс вернет вам письмо.
– Пусть это принесет выгоду нам обоим, – сказал Гиффорд, принимая и пряча письмо.
Однако ж, получив свободу, к Лиденхоллу он, вопреки указаниям, не последовал. В свое время двинется он и туда, но прежде у него имелось иное дело.
Нужный ему дом находился совсем близко
