— А если мы погибнем, Мурат? Ты веришь в загробную жизнь?
— Не знаю. Я так и не стал ни по-настоящему верующим, ни атеистом. Хотя чаще всего общался именно с такими людьми. Одни заставляли слепо верить в высшие силы и загробный мир в виде рая и ада. Другие же говорили о том, что всё в этой жизни решаем только мы сами, а после смерти не будет ничего, кроме вечной темноты и пустоты. Но отчего-то я верю в другое. Совершенно в другое…
— И во что именно ты веришь?
— Что всё в этой жизни случается не просто так. И наша встреча, Исмаил… Наши отношения, наша любовь… Это было нужно для чего-то. Как и мои сны, видения и многое другое. Долгое время я пытался понять — зачем. Но теперь ответ появился. Сейчас я уверен, что всё это было нужно для одной цели. Мы должны взорвать пещеру. Вместе.
— Ты сошёл с ума! — резко вскочив из-за стола, выкрикнул Исмаил. — Забудь ты про эту пещеру, слышишь? Забудь!
Мурат не отвечал, и это его молчание ещё сильнее разозлило мужчину. Молча выбросив остатки своего ужина, Исмаил демонстративно покинул гостиную, удалившись в спальню. В ту ночь Исмаил снова ночевал один. Любовник так и не пришёл, оставшись, как и прежде, спать на диване в гостиной. Настроение Исмаила было просто ужасным. Хотелось крушить всё, что попадалось под руку. Такого бессилия он не чувствовал уже очень давно. С того дня, как погибла Нургюн, унеся с собой и их нерождённого ребёнка. Всё смешалось тогда в душе Байрактара. Хотелось кричать от боли, но даже на это у него не оставалось сил. Слишком больно было. Слишком тяжело.
Сейчас ситуация повторялась. Он терял того, к кому привязался всей душой. Парень был одержим своей идеей, в то время как сам Исмаил до одержимости боялся потерять Мурата. Ему было плевать на утраченную цивилизацию и миллионы погибших в первый год без электричества. Куда важнее для него был парень, пожелавший рискнуть собственной жизнью во имя своей идеи о спасении мира. Вот только этого Исмаил допустить никак не мог.
***
Утро было серым и дождливым. Весна, как и все последние годы, сильно запаздывала — сказывалось сильное изменение климата, которое привело к резкому похолоданию на всей планете. Некоторые высказывали гипотезу о наступавшем ледниковом периоде, неизбежном даже при наличии электричества, однако большинство считало, что именно отсутствие электроники и автомобилей стало причиной этих глобальных перемен. Зимы становились всё длиннее и прохладнее, всё чаще в Стамбуле и окрестностях выпадал снег, а ночные заморозки перестали быть редким явлением для северо-западных областей Малой Азии.
— Ну что, супергерой, — примирительным тоном сказал Байрактар, принимаясь за свой завтрак, — я, между прочим, ждал тебя вчера… Решил снова вернуться на диван?
— Прости… Но мне вчера не хотелось этого. Ну ты сам понимаешь, о чём я, — парень слегка покраснел, смущённо опустив свои прекрасные глаза.
— Прекрати сейчас же. Ты нужен мне не только для секса. Я… я люблю тебя, Мурат.
Эти слова сами с собой сорвались с губ мужчины. Он всё-таки признался в том, чего так боялся произнести даже в мыслях, наедине с собой. Но сейчас он сказал об этом Мурату. Впервые в жизни Исмаил Байрактар признался в любви другому мужчине.
Повисла довольно неожиданная пауза. Оба молчали, не зная, что ещё добавить к сказанному. Признание Исмаила было неожиданным, хотя и вполне предсказуемым в сложившейся ситуации. У него попросту не было выбора.
— Я… я никогда не думал, что однажды признаюсь в любви парню, — Исмаил не хотел больше лгать, он говорил честно и открыто, понимая, что это его единственный козырь, который Мурат сможет оценить по достоинству, — раньше мне было такое мерзко, противно… Да и сейчас тоже. С другими… Но с тобой нет. Ты… ты другой. И я очень боюсь потерять тебя. Я и так потерял всех дорогих мне людей.
— Я знаю, — негромко ответил Карадениз, — и… ты тоже очень дорог мне, Исмаил. Я сам влюбился в тебя как никогда и ни в кого прежде не влюблялся… Раньше я даже и представить не мог, что на свете вообще бывает такая любовь.
На этом разговор был окончен. Нужно было идти на службу. А потом был долгий день, большую часть которого Исмаил провёл в томительном ожидании. Он ждал вечера, желая побыстрее остаться вдвоём с Муратом. Утренний разговор явно нуждался в продолжении. Но, едва оставшись наедине, любовники не стали тратить время на разговоры и выяснения отношений. Всё было сказано этим утром.
В тот вечер Исмаил как-то по-особенному занимался любовью с парнем, стараясь коснуться губами каждого участка его смуглой, но при этом удивительно нежной кожи. Ему хотелось насладиться Муратом сполна. Хотелось познать его, попробовать на вкус. В какой-то момент он даже прикоснулся губами к его возбуждённой плоти, получив при этом особое удовольствие. Мурат тихо стонал, запуская руку в волосы мужичны. И это было по-настоящему прекрасно — дарить наслаждение тому, кто был дороже собственной жизни.
— Я никому не позволю разлучить нас, мой мальчик, — прошептал Исмаил, перебирая рукой жёсткие волосы парня, устроившегося у него на плече, — я никому тебя не отдам…
— Я и сам никуда не уйду от тебя. Не смогу я быть ни с кем другим, Исмаил. Всю жизнь буду вспоминать твои руки, твои поцелуи…
Погружаясь в сон, Исмаил понимал, что он счастлив. Так счастлив, как уже давно не был за последние годы своей жизни. О пещере и планах Мурата насчёт предотвращения Катастрофы они больше не говорили, стараясь вообще не касаться этой темы. Кажется, Мурат и сам довольно быстро смирился с невозможностью осуществления своего замысла (или в это просто хотелось верить Байрактару?) и больше не вспоминал о прошлом, а также о том походе в пещеру. Шли дни, в Стамбуле начиналось лето — небо постепенно очищалось от низких сизых туч, а лучи солнца становились всё ярче и теплее. Исмаил с оптимизмом смотрел в будущее, понимая, что впервые после смерти Нургюн он на самом деле чего-то ждал от жизни. Он ждал лета, чтобы свозить Мурата на Принцевы острова, на которых и по сей день находились самые лучшие в окрестностях пляжи. Он мечтал показать парню родной Стамбул, провести его по тем уголкам родного города, которые хранились в воспоминаниях из детства.
