— Она попросту хлопнется в обморок или завизжит, как поросенок недорезанный, — буркнул Хоэль, отходя от жены, а потом резко обернулся: — А давайте-ка поедем в эту лавочку и напокупаем для вас кучу красивых тряпок? Сможете выбрать сами, ни от кого не скрываясь!
— Хоэль — начала Катарина, но он ее не дослушал.
— Это бесит, что вы все время прячетесь, — заговорил он горячо. — Понимаю, раньше вы были вдовой, и все эти правила приличия — вы обязаны были их соблюдать. Но теперь-то у вас есть муж. А у мужа еще осталось немного денег, и он намерен потратить их сейчас же.
Не прошло и получаса, как герцогская чета уселась в открытую коляску, и коляска покатила по солнечным улочкам Тьерги. Все это время Катарина шепотом упрашивала Хоэля не совершать опрометчивых поступков, а покупать экстравагантное белье открыто — это именно опрометчивый поступок. Упрашивала, но совсем не противилась, когда он решил посетить лавку дамского белья.
— Да бросьте, — отмахнулся Хоэль в ответ на ее уговоры, — зачем быть герцогом, если не можешь даже купить подштанники своей жене!
— Хоэль! — запротестовала Катарина, покраснев от такой вульгарности.
— Ладно, ладно, — засмеялся он, поймав ее руку и поцеловав в ладонь на виду у прохожих. — Подштанники — не то слово, что подходит этим милым тряпочкам. Но как они сидят на вас — ух! Я до сих пор, как угорелый.
— Ведите себя потише, — посоветовала она, — на нас смотрят
— Да пусть хоть глаза сломают, — заявил он, ничуть не смутившись.
Катарина посмотрела на него внимательно и спросила:
— Почему вы такой?
— Какой? — проворчал он.
— Вы ничего не боитесь, вам безразлично общественное мнение Откуда в вас эта смелость?
— Смелость? — он хмыкнул. — Какая смелость? Я же просто невежественный
— Не говорите так, — строго оборвала его она и погладила по руке — легко, едва прикоснувшись, но Хоэль вздрогнул, как будто это прикосновение обожгло. Он взглянул на белую руку Катарины, лежавшую поверх его смуглой до черноты руки, и усмехнулся, взъерошив волосы. — Не надо принижать себя, — продолжила Катарина, — вы еще не поняли, что мне нет дела до того, кем вы были? Я ценю поступки людей, а не их родословную. Ведь в благородных предках нет заслуги, как и в рождении вне брака — нет вины ребенка. Так откуда в вас это качество, добрый дон? Если есть снадобье, дающее подобную смелость, я бы не отказалась купить пару флаконов.
— Смеетесь, — понял он, но и сам засмеялся, а потом сказал вовсе не шутливо: — Нет такого снадобья. Наверное, дело в том, что я понял, что жизнь — чертовски хрупкая и недолговечная вещь. И грех тратить ее на то, чтобы угодить другим.
— Вы считаете, что угождать себе — это не грех, а добродетель? — тут же спросила Катарина.
— Вот ведь, змеиный язычок, — восхитился Хоэль. — Как вы все время умудряетесь перевернуть мои слова? Тут я вам не соперник, донья. Никогда не умел красиво сотрясать воздух.
— Да, думаю, что вы сильны в другом, — тут же подхватила она. — Но жаль, на самом деле жаль. Вам следовало бы поучиться говорить учтивости хотя бы в угоду женщинам.
— Э-э! Кошечка! — он попытался обхватить ее за талию, но Катарина сделала строгое лицо, указывая взглядом на встречный экипаж, откуда на них глазели чопорные дон и донна, и Хоэль смирился, пробормотав себе под нос: — Ослам на смех! Чтобы не сметь обнять собственную жену, когда захочется — это ослам на смех.
Появление герцогини дель Астра вместе с мужем в лавке дамского белья стало потрясением для торговой улицы. Позабыв о покупателях, торговцы и донны-торговки высунулись в двери и окна, но покупатели даже не потребовали внимания, потому что и сами были потрясены.
Мужчина зашел в лавку дамского белья?!
Вот так — открыто, средь белого дня?! Да еще под руку с женой?..
Что касается донны Соль, которая как раз перекладывала стопку корсетов, ее такое положение вещей ничуть не смутило, и она поспешила навстречу покупателям, на ходу отстегивая булавку, удерживавшую верхнюю юбку подвернутой к поясу — чтобы удобнее было работать.
— Добрый день донна Катарина, — приветствовала она, стараясь не слишком глазеть на герцога, который вчера еще был висельником, а теперь как ни в чем ни бывало прохаживался вдоль прилавка, рассматривая выложенные на обозрение чулки, корсеты и прочие принадлежности дамского туалета, не предназначенные для открытого показа. — Чем могу служить?..
— Мы пришли — Катарина начала и запнулась, но ей на помощь пришел невозмутимый Хоэль.
— Хотим купить у вас что-то вроде этого, — он указал на алый шелковый корсет, украшенный черной вышивкой.
— Красный? — уточнила на всякий случай донна Соль, глядя на Катарину, которая цветом щек становилась похожа на этот вызывающий наряд.
— А что не так? — Хоэль остановился, рассматривая ажурные чулки.
— Возможно, вам лучше обратить внимание на другие вещи? — дипломатично предложила хозяйка, указывая в сторону изысканного льняного белья — белого и бежевого цвета, со скромной вышивкой.
— В самом деле, Хучо, — сказала Катарина, — этот красный комплект очень неприличен.
Хоэль оглянулся, уловив, что ему пытаются что-то объяснить, но Катарина уже подошла к розовому корсету, отороченному тонкой строчкой кружев и — о вызов благопристойности! — с ажурными подвязками, украшенными крохотными алыми розочками.
— Мне нравится розовый, — объявила она.
— Да в болото его! — возмутился Хоэль. — Вот этот, яркий!..
— Мы возьмем розовый, — Катарина улыбнулась донне Соль, и, пока хозяйка лавки упаковывала корсет и чулки к нему, шепнула помрачневшему мужу: — Незачем тратиться, у меня есть почти такой же, только немного лучше. Потом посмотрите.
От подобной откровенности даже бесстрашный дон Дракон потерял дар речи. Катарина прикусила губу, чтобы не рассмеяться — таким забавно-огорошенным выглядел теперь Хоэль. Он погрозил ей пальцем за спиной донны Соль и
