Вероника мысленно переворошила все навеянные тенемагией сны, какие могла припомнить, – те, в которых видела двух сестер. Из последнего видения она поняла, что это Авалькира и Ферония. Вероника видела, как они занимаются вместе, гуляют, бегают и играют. Видела, как при них на смертном одре скончался отец – в присутствии имперской знати, того же коммандера Кассиана.
И еще она видела, как все их попытки прийти к миру и согласию пропали даром, ввергнув их в Последнее сражение Войны крови. Что там Вал говорила, перед тем как оставить ее на дне Гнезда?
«Тогда, ради твоего же блага, Вероника, надеюсь, что сторону ты выбрала верную».
Стороны… Значит, так Вал все видит? Раз Вероника не с ней, то против нее? Неужели Вал до сих пор ведет Войну крови или пытается развязать новую?
Вероника заметила, как пристально смотрит на нее Морра.
– Случилось что? – хмурясь, спросила кухарка. – Дело ведь не в Тристане? Не в ком-то из наездников? Кассиан сказал, что вернулись все.
– Тристан жив. Все… – Что ж, нельзя сказать, что все хорошо, но Морра и сама уже знала. – Ничего. Я просто…
– Когда кругом столько смертей, мысли о перерождении и воскрешении сами лезут в голову, – чуть успокоившись, сказала Морра, хотя поведение Вероники тревожить ее не перестало.
Не успела она сказать еще что-то, как в комнату шумно вошли несколько человек в поисках мазей и травяного чая. Морра встала, чтобы помочь им, и Вероника тихонько улизнула из кухни.
Она предлагала помощь всем, кому могла: помощникам целительницы, заглянувшим к Морре за лекарствами, строителям и рабочим, тушившим огонь и разбиравшим завалы, а еще стражникам, вновь заступившим на посты и следившим, не приближается ли новая волна захватчиков. Впрочем, никому помощь не требовалась. Джана, с рукой на перевязи, с головы до пят покрытая пеплом и грязью, и та настаивала, что все у нее хорошо. Веронику все уговаривали прилечь, отдохнуть – пока есть время, восстановить силы.
Как будто ее мир только что не перевернулся верх дном.
Идти было некуда, делать – нечего, и Вероника решила: попытка не пытка. В бараках было тихо, слышалось только мерное сопение тех, кто все же сумел заснуть. Так даже было правильно: отправить часть людей отдыхать, чтобы потом они сменили тех, кто сейчас трудится.
Вероника легла в гамак и, медленно покачиваясь в нем, нащупала в кармане браслет из волос. Когда она достала его, что-то со звоном упало на пол и откатилось в сторону.
Вероника мягко соскочила на землю и заметила крупную золотую бусину, вплетенную в рыжую косу.
Дрожащими руками подняла с пола волосы, которые некогда принадлежали Вал. И откуда они у нее в кармане? Вероника вспомнила, как проснулась в комнате наедине с Вал – после того, как упала в обморок возле брачного вольера. Подсунуть ей косу с бусиной было несложно.
Выглядело украшение знакомо, хотя прежде Вероника к нему не присматривалась. Да, расчесывала сестру Вероника, но к украшениям сестра была особенно требовательна, сама всегда вплетала их. Вероника считала, что бусина – подделка, просто деревяшка или камень, крашенный под золото. Однако она оказалась тяжелая… да и не бусина то была вовсе, а перстень.
Плотно сжав его в кулаке, Вероника забралась обратно в гамак и, аккуратно расплетя волосы, подставила под льющийся в окошко свет.
Кольцо было толстое, хотя на палец скользнуло легко. Плоская лицевая сторона выглядела просто и без изысков: эмблема, нечто вроде герба.
Или печати.
Вероника с удивлением обнаружила, что рисунок ей знаком: окутанные пламенем распростертые крылья и буква А посередине. Печать Авалькиры Эшфайр. Вероника и прежде встречала ее: на отрезах кожи, что продавались на рынках в переулках, или на изображениях фениксов на самых задворках империи. А еще, конечно же, в своих снах.
Вероника вызвала в памяти последнее видение – то, где Авалькира поставила печать на документе, который затем ее сестра разорвала.
То ли это самое кольцо?
Сняв его с пальца, Вероника увидела гравировку на изнаночной стороне: мелкая, они почти не читалась, но все же Веронике удалось разобрать:
Авалькира Эшфайр, Увенчанная перьями. Р: 152 г.п.и. – С.: 170 г.п.и.
Даты были проставлены на имперский манер, то есть сокращение «г.п.и.» обозначало «год после основания империи». Срок – восемнадцать лет, а значит, это не годы правления и не Войны крови. Это годы жизни. Родилась в 152 г.п.и., умерла в 170 г.п.и.
Сердце забилось чаще, когда Вероника разглядела еще одну дату:
ПР: 170 г.п.и. —
ПР? Что бы это значило? Не успел вопрос оформиться в голове, а с губ уже слетел ответ:
– Перерождение, – прошептал Вероника. Морра говорила, что такое возможно, и это бы объяснило многое в поведении сестры: то, откуда она так много знает об истории и магии, оружии и военном ремесле, древнем языке и политике, равно как и ее чувство превосходства и одержимость властью.
Еще Вероника вспомнила разговор с Вал на празднике солнцестояния – когда Вероника спросила, почему Игникс, если еще жива, до сих пор не дала знать о себе: «А вдруг она боится? Вдруг мир для нее слишком сильно изменился?»
Вал – Авалькира Эшфайр. Вероника всей душой, всем сердцем чувствовала, что это правда. Это было столь же странно и чудесно, как и ее собственная связь с Ксепирой. Вот только Вал почему-то держала свое перерождение в секрете. Почему?
Впрочем, кое-кто знал о нем, поняла, садясь, Вероника. Майора. Илития Шэдоухарт служила Авалькире Эшфайр на войне и продолжила служить после ее воскрешения. Вот почему неизменно уступала старшей из сестер, позволяя злиться, буянить и изливать желчь. Илития была солдатом, а Авалькира Эшфайр, даже ребенком, оставалась ее королевой.
Искала ли Морра погибшую королеву, когда угодила в засаду и потеряла ногу? Нашла ли ее Илития или наоборот? Снова вспомнился день, когда Веронике удалось приручить змею: Вал тогда показалась ей незнакомкой – потому что ею она и была. Илития встала на защиту Вероники, пока не узнала в Вал свою погибшую госпожу. Должно быть, Вал с помощью тенемагии искала других анимагов, друзей и союзников. Запертая в теле ребенка, обремененная тайной об истинной своей сущности, она ждала, искала возможности снова стать наездницей, стать собой. Вернуться она хотела бы, наделенная силой и властью, а не как голодранка, бессильная простолюдинка. Империя наверняка стала бы охотиться на нее, к тому же у нее не было соузника. А какая же она королева-наездница, если не сидит верхом на пламенеющем фениксе?
Вал была упряма и горделива, она скорее умерла бы в безвестности, чем признала, кто она такая на самом деле и как низко пала. Прошло уже шестнадцать лет. Ясно же, что обманывала, будто ей всего семнадцать, если родилась
