— Что…? О чем ты снова, малыш…?
— О том! Не прикидывайся! О морде твоей паскудной! Думаешь, что заболтаешь меня, и я соглашусь куда-то там с тобой добровольно тащиться?! Да черта с два! Это место, конечно, лютое говно, но ты тоже, знаешь ли, не внушаешь мне никакого доверия. Просто припераешься и заявляешь, что я должен зачем-то уйти с тобой, да? И что потом? Откуда мне знать, что ты не собираешься вытворять со мной еще большего дерьма? Что ты станешь делать, если вытащишь меня отсюда, ну?! Только не пытайся говорить, будто я такой кому-то там снаружи нужен! Я и здесь-то никому не нужен, если бы не эта их идиотская уверенность, что я де пригоден к синхронизации! И мне они тоже все не нужны — ни здесь, ни там! Люди — тупейшие идиоты, и плевать я на них хотел, ясно?! Псих хренов… Хренов ты псих!
Аллену стало тошно, стыло, муторно и мерзко одновременно, в желудке улегся тяжелый неперевариваемый камень. Мальчишеские слова били с той особенной силой, от соприкосновения с которой внутри всё переворачивалось, протыкался иголками желчный пузырь, разливалась по пологим полостям высвобожденная кровь. Слегка кружилась голова, пересыхал забросанный песком язык, трескались по каемке позабывшие слова губы, слишком слабые, чтобы развернуто ответить хотя бы на один справедливый вопрос или обрисовать еще один вопрос собственный, эгоистичный.
— Послушай, малыш, прямо сейчас я не могу знать, что случится дальше, но я хотя бы обещаю, что…
— Прекрати ты уже! — непонятно на что опять озлобившись, прорычал диковинный звереныш, скребнув по колонне поломанными ногтями. — Не могу больше терпеть. Бесит!
— Что прекратить?
— Делать это! Называть меня своим чертовым паскудным «малышом»! Я же сказал, что сам ты «малыш»! Мне не нравится! Не смей, понял?! Не смей так ко мне обращаться. Иначе я тебе вмажу!
Аллен не то чтобы испугался вполне осуществимой нетерпимой угрозы, но…
— Я бы, конечно, согласился, только… Надо же мне как-нибудь тебя называть, верно? Если не нравится «малыш», то назови мне, пожалуйста, свое имя.
Просьба была далеко не сложной, не намеревающейся задеть или обидеть, а мальчоныш, сверкнув грозой испражняющих пучки глаз, опять остался недоволен, ощерив в боевом щенячьем оскале зубастый неугомонный рот.
— Нет. Не скажу я тебе ничего, не надейся.
— Почему это?
— Просто потому что! Бесишь ты меня, вот почему!
— Хм… но в таком случае, боюсь, ты не оставляешь мне выбора, — с притворным сожалением развел руками Аллен, теперь отчаянно старающийся не пропустить на губы дурацкую каверзную улыбку, застрявшую где-то под языком. — Видимо, мне и дальше придется звать тебя «малышом». И, видимо, он тебе все-таки нравится, раз ты…
— Да нет же! — забывая о собственном табу, взрычал-взревел вполне себе предсказуемый мальчишка мальчишкой, готовый, кажется, то ли вот-вот бросаться с кулаками на тупоумного седого кретина, не понимающего простых честных слов, не то прикладываться лбом о красный под брызгами камень. — Не нравится мне! Я же сказал! Черт… черт же… Чего ты ко мне привязался? Чего тебе от меня нужно? Я… меня… сучоныш такой… чтоб тебе подавиться и сдохнуть… Меня зовут…
— Юу? — осторожно, на пробу, до конца не будучи уверенным, спросил Аллен, не желая ни в коем случае задеть и на этот раз, а просто пытаясь помочь, раз уж интересное, привлекающее, но по понятным причинам упрямое холодное имя никак не хотело сходить с прикушенных губ самостоятельно. — Тебя зовут Юу, верно?
Мальчонка, помешкав, сбито кивнул. Ругнулся. Притопнул ногой, все-таки пнув старый каменный столб, а оттого лишь сильнее вгрызшись в несчастную ротовую плоть передними зубенками.
Еще немножко покатал в пальцах тишину, а после, украдкой покосившись на дожидающегося чего угодно Уолкера, выхватил застигнутыми врасплох пороком любопытства глазами всё это время не оставляющие в покое когти, выбормотав с напускным, трескающимся по швам, фарсическим безразличием:
— Что у тебя такое с левой рукой, придурочный Уолкер?
Аллен удивленно вскинул брови, ощущая, как в грудь заползает весенняя, приятная, согревающая лётная лестность — всего один раз ведь услышал, вскользь услышал, а запомнил его, оброненное чужими губами имя. Приподнял нужную руку, задумчиво поглядел на нее и, не чувствуя со стороны мальчонки-Юу никакого отвращения или привычного страха, уселся на корточки, медленно выпростав впереди себя прокаженную Невинностью конечность.
Хитро подмигнув, пригласил:
— Ты сам можешь проверить, если тебе интересно.
Кажется, Юу было не просто интересно, а под самое горло, пусть природная гордость да такое же природное звериное недоверие и пытались тянуть за волосы и держать подле себя, никуда не отпуская.
Мальчонка покусался, погрызся голосистым сомнением, поругался — не то на самого себя, не то на совращающего седого, но, в итоге сдавшись, и впрямь поплелся навстречу, пугливо останавливаясь в непосредственной близости от поблескивающих в тусклом морозном свету наконечников грозных когтей.
Аллен отчетливо видел, что потрогать ему хотелось до безумия: мысль об этом, обретя ореол наваждения, высветилась в посветлевших глазах, растянулась на смягчившихся губах, задрожала на кончиках пальцев, и он, не сдержав беззлобного смешка, прошептал с ласковой улыбкой на донышках высеренных отогретых глаз:
— Не бойся. Я же вижу, что тебе хочется. Кого-кого, а тебя я точно не обижу, поэтому трогай смело, мал… Юу.
Мальчонка заместо ожидаемых криков тихо и неразборчиво забормотал себе под нос. Покрылся очаровательным румянцем припухлых щек, шмыгнул носом, поспорил со своей упертостью, но, так и не отыскав сил и слов для должного сопротивления, и впрямь протянул руку, чутко притрагиваясь подушечками пальцев к длинным, опасным, острым хищным стержням, с отразившимся на дне зрачков восхищенным удовольствием сменяя те ладошкой.
Провел до самого основания, задел черную ладонь. Сам того не зная, пропустил по уродливой грубой коже тепловой импульс, вынудивший Уолкера чуть приподнять ресницы, немножечко иным взглядом посмотреть на вроде бы ребенка перед собой, а вроде бы уже слишком многое повидавшее и понявшее существо: не хватало знаний, не хватало опыта или нажитого быта, но отними их у любого иного человека — и он тоже станет обескураживающе беззащитен перед ликом навалившейся каменной стопой беспощадной реальности.
— Эй…
Голос почему-то прозвучал чересчур неожиданно, и Аллен, тряхнув поплывшей куда-то не туда головой, с легким смятением встретился глазами в глаза, чувствуя, как в ушах, не спрашивая его
