Один из служителей выбежал, шлепая по воде, заливавшей храм по щиколотку, и через десяток капель вернулся с Высшим жрецом Марай, одетым в прозрачно-голубоватую мантию, с ржавой цепью на груди. Тонкие звенья окунали в воду в первый день служения главного храмового жреца, и он продолжал оставаться голосом богини, пока не рассыплется его цепь. У этого сиуэ звенья уже приобрели благородный темно-бурый оттенок. Жрец подошел к Риэ, взял его за подбородок и внимательно оглядев всю свежую татуировку, качнул головой.
— Тебе сказочно повезло, Посвященный, — низким певучим голосом заговорил он. — Богиня отметила тебя своим знаком. Носи этот символ с честью и не посрами ее доверия.
Когда мальчики вышли из храма, солнце уже село, город накрылся лиловым туманным покрывалом. Риэ молчал, только глаза сияли. Даро поздравил его, хотел спросить, куда он намерен лететь, чтобы отпраздновать событие, но обратил внимание, что друг отвечает невпопад, и умолк на полуслове. Риэ, кажется, даже не заметил этого и просто продолжал медленно идти вдоль канала, глядя в воду.
Для Даро церемония посвящения Марай была лишь этапом взросления. Многие ждали этого, иные страшились, но все Высшие неизбежно проходили через нее. Разбогатевшие представители низших сословий также проводили своих сыновей через обряд и с каждым оборотом посвященных становилось больше. Но для такого, как Риэ… Даро затруднился бы сказать, что это значит для него. Богиня не просто приняла сегодня положенную жертву в обмен на благословение, на пропуск в лучшую жизнь. Она отметила его своим знаком… Когда с Даро случалось что-нибудь важное, ему обычно требовалось переварить это в одиночестве. Даро внимательно посмотрел на Риэ, поймал его рассеянный взгляд и остановился.
— Давай лучше завтра отпразднуем. Или потом, когда захочешь. Уже поздно, я полечу домой.
Риэ не стал возражать, только молча и благодарно улыбнулся.
***
Он дошел до берега океана пешком. В воде лежали пять розоватых лун, звезд не было видно из-за городского зарева. Риэ снял перчатки и нырнул в набежавшую волну. Он плыл долго, приливные валы остались далеко позади, как и столичный неумолчный шум. Теперь его со всех сторон окружала тьма и звезды, словно Риэ парил в космосе. Ладони уловили едва ощутимую вибрацию. Он снова нырнул и прислушался. Где-то далеко под водой пел альсонна. Ему ответила самка, на тон выше. Из глубины доходили ритмичные колебания — это дышали большие раковины. Справа прохладным языком мазнул след какой-то пронесшейся мимо крупной твари. Риэ медленно загребал руками воду, пропускал ее меж пальцев. Тело богини, ее вечная милость… Риэ чувствовал себя так, словно его, наконец, простили. Словно его обнимают ласковые материнские руки.
***
В сезон Ветров округ Красных Песков наполнялся движением. По широким степям мигрировали стада мегрунов, чахлая трава полнилась шипением вылупившихся змей, а леса — щебетом и порханием птиц. С холмов сходили полчища красных смерчей, похожих на призрачные воинства. И сказок о них рассказывали много, но когда Риэ подрос, то убедился: это всего лишь ветер и песок. Он любил ловить вихри, догоняя и прыгая в центр. Правда, после вся одежда и волосы становились багровыми.
Ронн же, напротив, замирала. Шквальные ветра загоняли жителей в дома, на набережной включали защитные поля, чтобы штормовые волны не размывали фундамент, и черные от поднятой мути валы ярились за высокими прозрачными стенами, сползая по ним пенными полосами. Центральный базар тоже закрыли силовым полем, и он превратился в самое оживленное место во всей столице. Лиаш исправно выдавал Риэ семь монет в конце каждого рабочего дня. Лавка процветала, и у хозяина не было причин задерживать плату, что у других купцов случалось нередко.
Но с каждым днем у Риэ становилось все тяжелее на душе. Каждый проходящий день, каждая печать приближали конец сезона, а значит — отлет Даро. Риэ уже знал: в академии учатся пять оборотов и нечасто прилетают домой. Он не питал иллюзий. Почти целый оборот крепкой дружбы останется лишь воспоминанием… Даро тоже старался проводить вместе каждую свободную каплю, хотя Риэ однажды стал свидетелем его ссоры с сестрой по коммуникатору. Увидев вызов, Даро знаком попросил Риэ выйти из поля зрения камеры. Девушка-Высшая выглядела разгневанной даже в те мгновения, что Риэ смотрел на голограмму прежде, чем из вежливости отвернуться. И упрекала брата в невнимании к ней. Риэ чувствовал себя виноватым: ведь Даро был дорог не только ему одному, и когда Даро сообщил, что не придет сегодня, Риэ отнесся с пониманием.
Рабочий день уже треть печати как закончился. Риэ смотал изоляцией последний поломанный проводок внутри робочистильщика, включил его и пустил по полу. Робот не прополз и одной ми[1], когда снова остановился. Риэ шепотом выругался, поднял его и обернулся, заслышав шаги Лиаша.
«Оставь. Сделаешь завтра».
«Там нужно всего лишь заменить провод, — возразил Риэ, — это быстро».
Хозяин посмотрел на него и улыбнулся.
«Ты прилежно трудишься. Я с удовольствием оставлю тебя работать и после того, как договоренность кончится».
«Какая договоренность?» — насторожился Риэ.
«С твоим покровителем».
Оценив выражение глаз Риэ, Лиаш вскинул ладонь перед лицом в чисто деревенском жесте стыда, слишком экспрессивном для урожденного Высшего, повернулся и пошел к выходу. Риэ отшвырнул чистильщика и догнал торговца, схватил за рукав, окончательно пустив все нормы приличий к аатским хвостам.
— Нет уж, договори, раз начал!
Лиаш потряс головой.
«Я не хочу проблем».
— Я не доставлю их, клянусь своей кровью! — вскричал Риэ. — Только объясни мне…
Торговец вырвал рукав и вздохнул, молча дошел до стойки и уселся у кассы.
— Ты не знал, с кем все это время мыл полы? Серьезно?
Риэ покачал головой.
— К лучшему, — негромко сказал сиуэ. — Потому что я — знал, КТО вместе с другими работниками выносит мусор из моей лавки. И мне было нелегко на это смотреть… Но приказы наследника трона не оспаривают.
***
Обычно это Даро чуть что, выходил из себя, но сейчас сам Риэ не ощущал привычной твердой почвы под ногами. Его словно несло мощным течением.
Под водой звуки разносятся далеко и быстро. Охотник должен быть тихим, как тень, не выдавать свое присутствие ни добыче, ни тем, для кого может стать добычей он сам. Сиуэ — морские охотники. Громкие звуки приличны разве что неразумным младенцам. Риэ было наплевать на нормы приличий. Пусть его сочтут хоть сумасшедшим.
