Внезапное прикосновение к локтю заставило Риэ вздрогнуть. Он повернул голову и успел увидеть на границе глубокого капюшона знакомый до боли профиль и блеск алых глаз. Риэ сбился с шага и замер, не веря.
Она стояла рядом. Их слегка подтолкнули сзади и Риэ очнулся, снова влился в медленный поток, текущий к дверям храма.
«Тебя могли убить».
Обнаженные руки тут же скрылись в тяжелых складках плаща.
«Не бойся», — отозвался Риэ, — «Я везучий, ведь я родился под алой луной».
Туа не ответила, только ниже опустила голову. Откуда она здесь? Как нашла его? Для чего?
Беспорядочный вихрь мыслей прервало еще одно касание: пальцы пробрались под рукав, провели по тыльной стороне ладони. От этого Риэ прошиб пот. Он никогда не трогал ее. Не позволял себе и думать о таком, старательно изгоняя из разума крамольные жаркие мысли, теперь же все разом вскипело и нахлынуло, как полуденная волна…
Едва уловимое тепло ее кожи — совсем близко, меньше иль от его руки, и след прикосновения.
Он ведь не каменный. Да что там каменный, чтобы сейчас остаться бесчувственным, надо быть высеченным изо льда. Мертвым. А разве может назваться мертвым тот, чье сердце бьется как безумное?!
Туа подвергает себя опасности: за такое могут опозорить и казнить без жалости. Риэ должен просто сложить руки на груди, как многие молящиеся, и ускорить шаг, затеряться в толпе. Она не стала бы преследовать. Поняла бы. Приняла бы его решение, стойко, как принимала и остальные. За нее решали с рождения. А теперь она решила сама… Оттолкнуть любимую, когда та рискует жизнью, чтобы ощутить его рядом? Он не смог. Подстроил свой шаг под ее. Показалось, или Туа едва слышно облегченно выдохнула?
Вода струилась медленно, но еще медленнее шли паломники. Две капли — один шаг. Нужно успеть сказать все до того, как пересечешь порог храма Тиоса, дальше должно лишь слушать и читать знаки бога. Казалось, каждая клетка тела Риэ стремилась туда, где он ощущал тепло Туа. Где стучало ее сердце — так же часто, как его собственное.
Снова прикосновение пальцев к ладони.
Риэ стиснул зубы. Разум говорил: надо бежать прочь, но вместо этого рука сама собой сжала чужую обнаженную ладонь. Туа вздрогнула, замерла на миг… а потом сцепила обе их руки в замок, соприкоснувшись нежными перепонками. Жест, дозволенный лишь за дверями спальни, и только супругам… или любовникам. Тело словно занялось огнем, в глазах потемнело. Он прикоснулся к теплой коже, погладил и осторожно разжав хватку, провел между пальцами, ощутив, как Туа бьет дрожь. Ее ладонь несдержанно прильнула к его ладони, потерлась запястьем о запястье.
Они оба сошли с ума и не выйдут живыми из этой белой реки неистового бога, чьи глаза видят сокрытое.
Они оба сошли с ума, потому что Риэ чувствовал кожей бешеное биение ее пульса, поверх которого расцветал горячий, чуть выпуклый узор.
Он прикусил губу, сдерживая дыхание, и сильнее сжал ее руку — то ли чтобы убедиться, что ему не почудилось, то ли чтобы не упасть. По телу прокатывались огненные волны, воздух входил в легкие неровными вдохами. Мир вокруг размылся, стал казаться некачественной голограммой. Все чувства сконцентрировались там, где под нагромождением алых складок соприкасались две ладони, тихо, но настойчиво поглаживая друг друга.
Еле слышный стон долетел до Риэ. Он ощущал ткань своего плаща так остро и больно, словно она состояла из мелких игл. Струящийся поток прижимал материю к телу, которое уже с трудом подчинялось командам разума. Лучше не думать о том, что будет, если кто-то задумается, отчего так сильно и громко бьется сердце Риэ, и заговорит с ним сейчас. Если заглянет под капюшон и увидит ползущие по коже темные линии.
Риэ бросил косой взгляд на Туа. Под кровавым балахоном на ней не было ничего. От этой мысли по телу прошла еще одна сбивающая дыхание волна. Он скользнул вверх от ее запястья, потом вниз, осторожно ведя по линиям даау, рисовал знаки на трепещущей ладони. Медленно раздвинул ее пальцы… Она сама наделась на него, лаская собой, Риэ тихо застонал сквозь плотно сомкнутые губы.
Блики в воде множились, сливались в яркие образы. Если бы Туа принадлежала ему… Он бы прикоснулся к этим узким нежным пальцам языком, открытыми ладонями гладил, ласкал бы каждую перепонку, каждый завиток узора страсти на ее руках, на ее горячем теле, пока она не потерялась бы в желании, умоляя взять ее, наполнить потоком жизни, сделать своей — окончательно и навечно.
Туа судорожно вдохнула, словно услышав его мысли, и крепко стиснула руку Риэ. Он огромным усилием воли вернулся в настоящее, разорвал невыносимо тесный контакт и успокаивающе погладил по тыльной стороне ее ладони — не такой чувствительной, как внутренняя. Хотя его рассудка едва хватило на это…
Ступени храма приближались, вода поднялась выше пояса, она вибрировала, накатывала частыми тугими волнами. Еще чуть — и он утратит контроль над собой, просто потеряет опору и рухнет, захлебываясь в этой белой воде, и тогда настанет полный и окончательный конец — всему.
Риэ жестко стиснул запястье Туа и отодвинул ее от себя. Потом зачерпнул воды и умылся. Капли скользили по разгоряченной коже, словно кусочки льда. Дыхание срывалось почти так же, как если бы он плакал. Риэ постарался выровнять его. А когда оглянулся, девушки уже не было рядом.
Праздничная иллюминация превратила ночь в день. По улицам летала, ходила и плавала развеселая молодежь. На всех площадях и островах каналов выступали танцоры и гимнасты, показывающие чудеса гибкости на летающих кольцах и невесомых конструкциях из прозрачных планок, воды покрывали цветные светящиеся игрушки и венки. Из дверей и окон едален неслась музыка, столица, да и вся планета, гуляла всю праздничную ночь, воздавая хвалу Тиосу Плодородному. Хотя особо шумных горожан, перебравших стимуляторов, быстро успокаивала стража, старики досадливо морщились, жалуясь на галдеж, приличествующий животным, но уж никак не разумным сиуэ.
Дед Камоир ушел на гулянье еще днем и с тех пор не возвращался. Риэ мерил шагами комнату. Его бросало то в жар, то в озноб, и ломило все мышцы. Еще в первый поток в Академии медик предупреждал, что сиуэ платит дорого за такие игры с собственным организмом, слишком сложные процессы запускаются в нем при выбросе гормонов… Но это мало волновало Риэ. Не выдержав, он торопливо накинул куртку, взял уми и запрыгнув на него, направил вертикально вверх. Все пять